— Сдайте документы. В четырнадцать ноль-ноль жду вас в своем кабинете.

Пошел на выход, с неожиданным смущением чувствуя на спине благодарное тепло пронзительно синих глаз.

Прошло два дня. Днем выматывали занудные допросы в ставшем вдруг неприятным здании прокуратуры. Вечера заполнялись визитами к быстро поправляющемуся, уже почти не краснеющему, грустно улыбающемуся Роберту.

И однажды наступила ночь. Та самая. Буйная. Жаркая. С долгими, перехватывающими дыхание поцелуями и страстными объятиями. С упоительными ласками и прерывистым, горячечным шепотом. Совсем как в недавнем сне.

А рано утром на столике в спальне появились роскошные свежесрезанные гладиолусы. Открыла глаза Александра. Проговорила сонно, не оборачиваясь:

— Спасибо, Витенька. Но больше не надо. На службу ехать не на что будет. Все на цветы растратишь.

— А я их не покупаю, — беззаботно отозвались за спиной.

Задумалась на минутку женщина. Сна остатки прогнала. Теплицы недалеко от дома припомнила. Повернулась стремительно с криком:

— Мальчишка! Хулиган! Воруешь, значит?! А еще офицер…

Замерли упреки на полных губах. Взгляд из пронзительного растерянным стал. Рука к горлу потянулась.

Не сильна пока в воинских званиях красавица. И в колодках орденских пока не разбирается. Но поняла обостренным внутренним чутьем — не придется ей за мужа будущего краснеть.

Вскочила грациозно с постели, погон с широкими просветами огладила. Пальчиком по наградным колодкам провела. Забросила тонкие руки за крепкую шею, в зрачках карих утонула.

Серьезен необычайно Виктор. Морщинки жесткие у рта пролегли. Сказал чуть дрогнувшим голосом, не опуская затвердевших глаз:

— Уезжаю я сегодня, Саша. Отпуск кончился.

— Куда?..

— Куда все — на Кавказ. Просьба одна — дождись. С собой не зову. Знаю — бесполезно. Все равно не поедешь.

Набухли подозрительной влагой синие глазищи. Обида на мгновение мелькнула.

— А ты не знай. Ты сначала попробуй.

— Что… попробовать? — плеснулась искорка надежды в медленно оттаивающем строгом лице.

— Позвать попробуй, дурашка!