— Ты не сердишься на меня за то, что я так редко писал? — спросил он, придвигаясь ко мне.
— О нет, Джеф! Конечно, нет! — горячо запротестовала я. Даже под пыткой я не призналась бы, какие мучения причиняло мне его долгое молчание.
— Молодчина! — Он наклонился ко мне и по-отечески поцеловал в лоб, и за этот шутливый поцелуй я готова была простить ему все мои прошлые страдания.
Джеф пробыл в Колтоне неделю, которая показалась мне волшебной: мы встречались каждый день. Мы подолгу бродили за городом, устраивали небольшие пикники на жухлой траве на берегу реки; по вечерам отправлялись в кино или сидели на скрипучих ступеньках дома, поеживаясь от холодного осеннего ветра. В такие минуты Джеф осторожно брал мои руки и держал в своих больших теплых ладонях, стараясь немного их согреть. Я почти всегда молчала, а он вечно что-нибудь рассказывал. Первое время Джеф говорил почти исключительно о Терри, но постепенно, к моей тайной радости, он упоминал ее имя все реже и все больше рассказывал о своей учебе в летной школе. Из Колтона ему предстояло ехать на военно-воздушную базу в Вест-Коусте для завершения обучения. Известно ли мне, спрашивал Джеф, что поблизости от Вест-Коуста находится его родной дом? И говорил ли он, что по достижении двадцати пяти лет должен вступить во владение многомиллионным состоянием?
Я, разумеется, ахнула от удивления, но, если говорить откровенно, его слова в тот момент меня не слишком взволновали. С меня было вполне достаточно, что Джеф был рядом, что я могу каждый день видеть его и говорить с ним.
В последний вечер перед своим отъездом Джеф пригласил меня поужинать в придорожный ресторанчик. Когда-то заведение знавало лучшие времена, но теперь пол выглядел так, будто его не мели неделю, скатерти были покрыты пятнами, а светильниками служили свечи в заляпанных воском бутылках из-под кьянти. Их мерцающий свет не мог скрыть облупившейся штукатурки потолка, обшарпанных стен и рваной обивки на креслах. Но, окажись мы в тот момент в самом роскошном ресторане с хрустальными люстрами, серебряной посудой, вкрадчивой музыкой и вышколенной прислугой, я не смогла бы чувствовать себя счастливее, чем сейчас. Джеф был сама предупредительность — веселый, самоуверенный и очень красивый. Мне казалось, что я способна часами любоваться его мужественным профилем и ни чуточки при этом не устать.
Хмурая толстая официантка с грязными венчиками под ногтями подала захватанное пальцами меню. Джеф выбрал бифштекс и три виски с содовой, я же ограничилась легким салатом и бокалом шерри-бренди.
За ужином Джеф болтал без умолку, много шутил, я же только улыбалась, стараясь вовремя кивнуть головой и где нужно засмеяться. От сознания того, что это наш последний вечер вместе, на душе было тоскливо. Под конец Джеф тоже помрачнел.
— Ты знаешь, я могу не вернуться с фронта, — вдруг проговорил он, глядя в чашку и мешая ложечкой кофе.
— О Джеф, прошу, не говори так! — воскликнула я с испугом. Мысль о том, что он может погибнуть, показалась мне невыносимой. Это было ужаснее, чем если бы он уехал и никогда больше не вернулся.
— Тебе будет меня не хватать? — спросил он, поднимая глаза.
— О да! Очень! — горячо ответила я.
— Я всегда чувствовал, что ты — единственная девушка, которая меня действительно понимает, — произнес он с грустной улыбкой.
Банальные, затертые, ничего не означающие слова! Их слышали тысячи девушек до меня и столько же будут слышать после, но — ах, как забилось от них мое сердце! Не стоит ждать мудрости от двадцатилетней девчонки, по уши влюбленной в молодого красавца летчика.
— Все мои приятели уже подыскали себе невест, — снова заговорил Джеф. — Тому, кто рискует жизнью, необходим кто-нибудь, кто ждет его возвращения, — тогда ему легче переносить опасность. Поверь, верная жена очень много значит для солдата.
Я усердно теребила край скатерти, боясь встретиться с ним взглядом.
— В последнее время я о многом думал, — продолжал Джеф. — Нэнси, мне нужна такая девушка, как ты, — спокойная и надежная, которая не бросится на шею первому встречному, лишь только я выйду за порог.
Тут я наконец решилась поднять глаза и посмотреть на Джефа. Взгляд его темных блестящих зрачков проникал прямо в душу.
— Я говорю серьезно. Ты безропотно сносишь все мои фокусы, слушаешь мою болтовню, смеешься шуткам, даже если они не слишком остроумны. Нэнси, я пришел к выводу, что из тебя выйдет идеальная жена.
— Лестно слышать, — выдавила я.
— Ты пойдешь за меня замуж? — вдруг спросил он.
Я принужденно рассмеялась. Конечно же, это только очередная шутка Джефа — должно быть, он сегодня выпил больше обычного.
— Поверь, я не шучу, — сказал Джеф, будто читал мои мысли. Он взял мою руку, не отрывая от меня пытливого взгляда. — Нэнси, я прошу тебя стать моей женой.
Женой! Я наконец уверилась, что он не шутит. Но услышанное никак не укладывалось в голове. Неужели я стану миссис Вейд? Нет, он определенно меня разыгрывает!
— Ну, так как же? — он легонько сжал мою руку, его взгляд оставался серьезным. — Я жду ответа.
Стать женой Джефа! Никогда больше с ним не разлучаться! Не бояться потерять его, не мучиться в напрасном ожидании писем! Если даже его отправят воевать, он будет часто писать мне — ведь я его жена!
— Разве ты не любишь меня? — В его голосе появились нотки нетерпения.
— О Джеф, я очень тебя люблю! — пылко воскликнула я. — Я согласна!
Ах, до чего же я была наивна! Я даже не спросила, любит ли он меня, я вообще ни о чем его не спрашивала! Меня смущала поспешность Джефа, но я страшилась, что он передумает и заберет свои слова назад. Я старалась убедить себя, что в смутное время обычные церемонии излишни. Какое могут иметь значения условности, говорила я себе, когда Джеф просит моей руки?! Для меня только это последнее и было по-настоящему важным.
Вот так случилось, что час спустя мы стояли перед мировым судьей, которого мы подняли с постели. Свидетелем стала его жена. Пока шли приготовления, она, подбоченясь, смотрела на нас с презрением, смешанным с жалостью. Судья, маленький лысый человек в круглых очках с золотой оправой, принялся, ужасно шепелявя, читать клятву супружеской верности.
— Хранить любовь и преданность… в болезни и в здравии… в нужде и в достатке…
Я жадно ловила каждое слово древнего ритуала, будто впервые постигала их глубинный смысл. Джеф надел на мой палец кольцо, поцеловал меня, и я стала миссис Вейд.
Из старого деревенского отеля в Пеннингтоне, где мы с Джефом остановились в ту ночь, я позвонила матушке, заранее предвкушая, как она, должно быть, обрадуется моему замужеству. Еще бы: невзрачная, застенчивая Нэнси вдруг всем на удивление выскакивает замуж за богатого красавца! Ай да скромница, ай да книжный червь!
Однако матушка, услышав новость, ужасно рассердилась.
— Неужто нельзя было подождать хотя бы несколько дней?! — накинулась она на меня. — Я бы устроила настоящую свадьбу, все честь по чести!
— Джеф должен завтра уезжать в Вест-Коуст, — оправдывалась я.
— По такому случаю он мог бы попросить отпуск! — не унималась матушка. — Что теперь прикажешь говорить моим друзьям? Что подумают соседи?..
— Пусть думают, что хотят! — холодно сказала я.
— Быть может, мы все же успеем справить торжество? У Лонгтона я видела чудесное свадебное платье. Вверху бежевое, с кружевом, а внизу…
— Матушка! — прервала я ее. — Мы уже все решили. Свадьбы не будет.
— Нэнси, послушай, — она понизила голос. — Ведь вы не потому поторопились с женитьбой, что хотели скрыть… Я имею в виду…
— Уверяю вас, матушка, вы ошибаетесь, — устало сказала я.
Ее намек не оскорбил меня. Никому на свете сейчас не удалось бы меня обидеть.
— Мне очень жаль, — произнесла я твердо, — но свадьбы не будет. Утром я заеду за вещами.
— Но, Нэнси…
— Прощайте, матушка.
На следующий день после обеда мы с Джефом уже садились в калифорнийский поезд. В каждом вагоне ехало много военных, и Джеф сразу же встретил приятелей по летной школе. Спустя полчаса после отхода поезда он уже играл в покер, пил пиво и дымил сигарой в купе для курящих. Я не возражала. Мне требовалось побыть одной, чтобы немного прийти в себя, чтобы насладиться своим счастьем, полюбоваться им втайне от всех, как скупец, запершись на ключ, любуется своими сокровищами. Я сидела у окна пульмановского вагона с книгой на коленях, которую я так ни разу и не раскрыла — кажется, это были поэмы Эдны Сент-Винсет Миллер, и смотрела, как проплывают мимо городки и деревеньки Среднего Запада.
За все путешествие я видела Джефа только три или четыре раза. Он целыми днями пропадал в купе для курящих.
— Эти разбойники нагрели меня на две сотни долларов, — бормотал он, когда появлялся в нашем купе. — И разрази меня гром, если я не намерен заполучить их обратно!