Виталий Григорьевич Михайлов
Комната
Роман
Прежде чем спать, ты двери сочти,
Хоть девять, хоть восемь, хоть тридцать их три.
Запомни науку, дитя, наперед:
Выжить поможет простой устный счет.
Поверь скорей, мой милый друг, и в школе подтвердят —
Порою взрослые не лгут, когда тебе твердят:
Вся жизнь зависит от того, сколь будет дважды два.
И это (я тебе клянусь!) не праздные слова.
Пустых молитв не произноси — их шепот как зов в темноте.
Хоть раз позабудешь науку мою, и быть непременно беде.
О, скольких напастей, тревог и невзгод удастся тебе избежать,
Но только, дружок, если ты… прекрасно умеешь считать!
Впереди, среди недвижных остроконечных волн, виднелась железная спина кита-ангара. Воздух дрожал над металлической тушей, и в этом мареве, совершенно не замечая жары, стоял светловолосый мальчик. В глаза бросалась его футболка дикой пятнистой расцветки. Будто на белую ткань выплеснули все пузырьки с краской, что имелись под рукой, немного поводили кисточкой, дали хорошенько просохнуть и теперь с гордостью носили, являя миру нечто вроде клякс, созданных одним знаменитым швейцарским психиатром — только чересчур разноцветных.
Стиснутый со всех сторон пустыми складами, весь в стигмах ржавчины и с огромным замком на двери, ангар меньше всего годился для прогулок. Кое-где железо совсем проржавело — один неосторожный шаг, и неизбежно провалишься. А там, как повезет, бетонный пол или старый грузовик примут тебя в свои объятия.
Он смотрел на мальчика, мальчик смотрел на него.
Пятна расплывались в беспокойном знойном мареве и вроде как двигались. Он прошел немало тестов, но что сулит это движение, сказать бы не взялся.
Мальчика звали |||||||||||||||. Кто ж знал, что у него есть чертовски охрененная футболка?
Внезапный порыв ветра разорвал сонное оцепенение. Ударил в глаза пылью, точно морскими брызгами, всколыхнул недвижные кроны тополей на другой стороне улицы. Пестрая футболка затрепетала, как парус. Захлопало белье на веревках. Еще немного, и кит с мальчиком на спине, раздвигая скрипучие доски крыш, устремится к шоссе, прочь из города, чтобы влиться в поток машин — отсюда просто расплавленный солнцем ручеек стекла и хрома, — и отправится дальше на юг, к синеющим на горизонте холмам.
Он уже хотел крикнуть, чтобы мальчик спускался и проваливал куда подальше, пока цел, когда паренек и в самом деле того, провалился. На спине «кита» образовалась дыра с рваными краями, внутри которой возились, чертыхались и звали на помощь.
Он не стал подходить слишком близко, остался на крыше склада. Оттуда, словно тонущему, бросил конец веревки. ||||||||||||||| ухватился за него, пусть и не с первого раза. Его словно что-то держало там, внизу, не давая выбраться. Но вот из дыры показались кляксы, потом, отфыркиваясь и отряхиваясь, вылезло все остальное. Спустя пару минут паренек стоял перед ним, обняв себя за худые плечи, и только икал, словно и впрямь наглотался морской воды.
— Дай руки посмотрю.
||||||||||||||| послушно вытянул белые грабли. Ну как белые… С локтя вон клочок кожи свисает, словно на ниточке, исполосовано все, кровит и в грязище — где он нашел ее столько?! Мальчонка пару раз всхлипнул, но обошлось без сырости.
Он порылся в рюкзаке, достал йод, бинты, бутылку с водой. Стер грязь, обработал порезы. ||||||||||||||| только хлопал белесыми ресницами и терпел. Даже когда он закончил и сложил вещи в рюкзак, не проронил ни слова. Он помог пареньку спуститься и уже полез обратно, когда тот обрел дар речи.
— Там дом, — сказал |||||||||||||||.
Постоял немного, словно хотел добавить еще что-то, но так и не решился. Отвернулся и зашагал прочь. Скоро он скрылся за углом почты — мальчик с разноцветными кляксами и белоснежными марлевыми рукавами.
Осторожно, шаг за шагом, он приблизился к дыре. Идти пришлось зигзагом, обходя опасные места, изъеденные ржавчиной. Солнце пекло, а ведь нет и десяти. Что будет к полудню? Спина взмокла, футболка прилипла к коже. А все рюкзак. Но без него далеко не уйдешь.
Он заглянул в дыру. Внизу в самом деле был дом. Он увидел сложенную из красного кирпича печную трубу и покатый бок крыши. Словно кит проглотил коттедж. Он постоял, коснулся раскаленного железа ангара. Все казалось нереальным — и ангар, и |||||||||||||||, даже он сам словно превратился в призрак, который был способен только потеть. Ну и дом, конечно. Особенно дом.
Свет лился сквозь дыру, но края крыши тонули в темноте. Он включил фонарик. Луч наткнулся на ржавый флюгер. Стрела указывала на север. Он заглянул в печную трубу и увидел железные скобы. По ним можно было забраться внутрь, как делал один фольклорный персонаж. Только подарков нет. Но сначала стоит поискать дверь.
Он скинул рюкзак, достал веревку. Обвязал веревкой трубу и стал спускаться. Было душно и пыльно. Еще немного, и его ноги коснулись бетонного пола. Луч фонарика выхватил из темноты номер: 14. И название улицы: Зеленая. Был даже водосток. Не было только дверей. Ни одной.
Он провел ладонью по шершавым доскам. Дом был красный. Аккуратное крылечко с тремя ступенями, которые вели к глухой стене. Окон тоже не нашлось. Дом казался слепым и мертвым. Он заметил провода, что паучьими нитями уходили в черноту. Больше в ангаре не было ничего.
Он вскарабкался на крышу, заглянул в дымоход. Скобы казались прочными. Он встал на одну, держась за края трубы. Скоба держала. Тогда он начал спускаться.
Он исходил почти три десятка чердаков, но все, что удалось найти, это самодельный алтарь, сложенный из пивных банок и голубиных костей. Кто-то оставил на алтаре дохлую крысу и губную гармошку.
В другой день он наткнулся на удавленника. Кто знает, сколько он там провисел. И вот теперь дом. Третья говорила, что не стоит гоняться за химерами. Все ответы в голове, и следует только подобрать ключ. Не стоит доверять снам — неизвестно, куда они могут завести.
Интересно, что она скажет теперь?
Было темно и тесно. Фонарик лежал в рюкзаке, а рюкзак он держал в зубах — иначе было не протиснуться. Еще немного, и он выбрался из камина. Первым, что он увидел, был круглый стол, за которым сидели дети. На белой скатерти керосиновая лампа. Свет лампы превратил детей в деревянных кукол. Они напомнили ему того висельника.