Вот и здание. Наконец. Захожу под железобетонную плиту и прислоняюсь к колонне. В небе с глухим треском вспыхивает ракета, ночь становится розовой и ясной.

Снова темнота. Значит, надо двигаться. Этот Сеймур ничего не ест, а такой тяжелый, словно из камня. Хорошо, что нам некуда спешить. Нас никто не ждет.

А точно ли никто? Снова вы обманули меня, Уильям. Только я добрался до дерева между двумя домами, как слышу голос Мод:

— Сюда, Альбер!

Она сидит в черном «ситроене» и машет из окошка рукой, но, увидев, что я с багажом, выскакивает помогать мне.

— Он мертвый?

Ее голос немного дрожит.

— Этот вопрос еще не решен… — отвечает вместо меня Уильям и снова закрывает глаза.

…Под действием снотворного Сеймур проспал почти целый день, так что не надоедал мне своей идеей о человеческой истории, которую он трактует как кладбище. Оказалось, что он вывихнул и вторую ногу, но, по мнению врача, найденного и доставленного Мод в ту же ночь, время и покой исцелят его.

И вот наступило время прощания. Мы поцеловались не очень горячо, ибо Мод не принадлежит к пылким натурам.

— Как там Уильям?

— Он хотел бы вас увидеть.

Я застал его с сигаретой в уголке рта. Он полулежал, опершись на кучу подушек, и смотрел в потолок. Когда я зашел, он медленно повернул голову.

— Отправляетесь, Майкл?

— Я отправился почти три месяца тому назад, Уильям, но до сего времени не поехал.

— Понимаю, что устроил вам много неприятностей… Только не знаю, надо ли извиняться, если вся наша жизнь — одни неприятности.

— Не терзайтесь этими проблемами.

— Думаю, что вместо извинения перед вами разумней поблагодарить — вы спасли меня. Мне это очень неприятно, Майкл, что именно вы спасли меня.

— В таком случае забудьте об этом.

— Потому-то мне и неприятно, что я не смогу забыть этого. Буду вспоминать вас. Мало того, что мне надо ходить на могилу матери, так теперь я еще буду вспоминать вас.

…Дверь купе порывисто открывается, но на этот раз на пороге стоит девушка с подносом в руках:

— Не желаете ли чего-нибудь, господин?

— Я бы выпил кофе.

Когда девушка подает мне пластмассовую чашечку, я спрашиваю:

— Сколько еще ехать до Женевы?

— Не больше часа, господин.

Женева. Маленькая крутая улочка — Гран рю. И маленький пожилой человечек с печальными глазами, который служит мне почтовым ящиком. Ведь прежде всего — наладить связь. Все другое как-нибудь наладится.

Трудно даже представить себе: прошло уже два с половиной месяца с тех пор, как я тронулся домой, но и по сей день не добрался. А ведь говорят, век техники сократил расстояния! Возможно, где-то и сократил, только не в нашем деле, где по утру далеко не всегда можно судить, как сложится день.