Перед эмиграцией в Иран он сбежал из России в Азербайджан. Раф оговорился, что его объявили в международный розыск. А что если в тот момент его задержали сотрудники СГБ, обработали? Поставили перед выбором — или тюрьма, или работа в Иране. Могло быть и так. А может, уехал в Россию на заработки, где подвизался рэкетиром, уже по заданию спецслужбы? Тогда был завербован или вовсе кадровый разведчик, как и Фардин?

«Да нет, слишком много разведчиков на один квадратный метр улицы Камо, — подумал Фардин, покачиваясь в поезде и глядя на зимний Иран, пасмурный и щемяще родной. — С другой стороны, почему нет? Я понятия не имею, куда он направил стопы после школы. Надо бы попросить Центр пройти по следам Рауфа на предмет выявления его связи со спецслужбами. Проще это будет сделать в России, однако начать придется с Азербайджана, чтобы найти затем концы в Москве».

Так Фардин и сделал, едва добрался до Тегерана и до книжного магазина. А Рауфа он убедил, что Мешхед вступит в дело своевременно и без саботажа. Деньги парни взяли охотно и заверили в своей преданности делу.

А недели через две Фардин получил ответ из Центра.

Оказывается, как только в деле всплыла фигура Рауфа Мамедова, нынешний куратор Фардина подключил сперва к делу Алексеева, а затем, когда тот вернулся в Объединенные Арабские Эмираты из Венесуэлы, они, посовещавшись посредством шифровок, решили, что личность Рауфа заслуживает более пристального внимания.

К моменту нынешнего запроса Фардина, в Центре уже собралась информация о Мамедове.

Удалось отыскать сотрудника КГБ Азербайджанской ССР. В 1992 году тот уехал в Россию. Сбежал. И тому были веские причины.

Тогда уже существовала в МНБ практика, когда должности себе покупали, в прямом смысле слова. Набирали сотрудников по блату, без спецпроверок. К тому же, изживали из Министерства национальной безопасности — предшественницы СГБ — русскоязычных сотрудников. Устраивали экзамен на знание азербайджанского языка.

Сотрудника этого в спецслужбы России не взяли из-за справедливых опасений, хотя он рвался работать по специальности. Но помогли с трудоустройством. В связи с историей Мамедова его опросили осторожно.

Когда его опрашивали в 90-е, сразу после бегства из Баку, он сетовал что азербайджанцы развалили всю агентурную сеть и разведку. Во время нынешнего опроса он припомнил, что работу его коллеги все же кое-какую вели. В его бытность в МНБ он был в курсе подготовки молодых парней, ярых националистов, для заброски в Иран для диверсионной работы. Их дальнейшая судьба ему неизвестна, даже то, состоялась ли в итоге заброска этой группы или нет.

«Майору предъявили фотографии для опознания, в том числе и фото Мамедова, сделанное вами недавно, — сообщал Центр. — Он безошибочно опознал Мамедова как одного из членов той группы националистов».

Фардина удовлетворил ответ, поскольку подтверждал его интуитивную догадку. Однако пока что эти сведения лежали мертвым грузом. Куда и как их применить?

Зато вторая часть послания из Центра его просто ошеломила. Это касалось Симин. Фардин не рассчитывал на такой подарок судьбы и презент от военных контрразведчиков, действовавших в Сирии весьма продуктивно.

Фардин считал себя патриотом в полном смысле слова, но Центру порой не слишком доверял, осознавая, что тот всегда придерживает информацию, выдает нелегалу только процентов двадцать и только тогда, когда считает необходимым это сделать. Фардин понимал, чем это обусловлено — в случае провала на момент ареста он должен обладать минимумом свежей оперативной информации. Даже не столько недоверием это было с его стороны, а подобием обиды мальчишки на родителей, которые из лучших побуждений дают ему только по конфете в день.

Сегодня Фардин получил из Центра «торт». Со свечками и фейерверками с кремовой розочкой в виде Симин в самой середине кулинарно-разведывательного произведения.

Досье на художницу. Впрочем, Центр, как всегда, из полной информации ухитрился сделать фитюльку, но с подобной фитюлькой, как успел оценить Фардин, можно горы свернуть.

В Сирии удалось освободить из плена ИГИЛ нескольких иранских офицеров из КСИР. Один из них оказался не стражем, а сотрудником МИ, как выяснили российские военные контрразведчики. Иранцы — союзники, и речь не шла о грубых попытках вербовки, однако и прошляпить такой фрукт контрразведчики не могли. К тому же инициативу проявил сам офицер МИ.

Что уж там происходило — и в плену, и после освобождения, Фардину оставалось только гадать, однако Каве Сами, так его звали, наотрез отказался возвращаться в Иран. По-видимому, наши сотрудники инсценировали гибель Сами и вывезли его в Россию.

Высокопоставленный офицер МИ обладал таким широким спектром информации, что можно было лишь руки потирать и успевать записывать за ним. В службу, которой принадлежит Фардин, поступила та часть сведений, полученных от Сами, где он касался персоны некой Симин.

После событий в Венесуэле, произошедших с Фардином, в Центре вспомнили о тех крупицах информации, связанных с художницей, сопоставили, идентифицировали ее как ту самую Симин и уже всерьез насели на Сами. И вот детали его откровений о девушке попали в руки Фардина.

От подробностей биографии Симин и ее становления как сотрудницы МИ Фардину стало не по себе. Он спрятал досье на крыше в тайнике с таким выражением лица, словно по ошибке вылил на себя ядовитый химикат. Ни смыть, ни обеззаразить, во всяком случае, до поры до времени. Информация разъедала его изнутри, но Фардин решил выжидать до предельного градуса накаливания обстановки вокруг себя, чтобы использовать новообретенные знания в самый критический момент.

* * *

В книжном так заманчиво для ученого человека пахло бумагой, клеем от переплетов и особенно притягательно, остро и дерзко от книжек с иллюстрациями. Тут продавались и канцелярские принадлежности. Напоминал магазинчик советский «Союзпечать», который обожали все мальчишки с улицу Камо. Там продавали пластмассовые значки с персонажами мультфильмов и всякую мелочевку вроде стеклянных шариков, перочинных ножей, календариков с переливающимися картинками.

От этих воспоминаний у Фардина портилось настроение. Во-первых, он понимал, как неумолимо время, а во-вторых, ему становилось жаль себя того, маленького, словно он, уже взрослый, обманул его самые чистые и наивные ожидания от жизни…

Новость об отце Эльнура требовала и проверки, и осмысления. Студент мог соврать, чтобы перед уважаемым преподавателем подтвердить свои слова о предстоящих беспорядках. А если нет, что это дает в сложившейся обстановке, или парня стоит приберечь на перспективу? Но будет ли она, эта перспектива? Совершат переворот американцы рука об руку с