— Мы почти соседи. Спасибо, Лалэ. Ты — сердце нашего класса. Как твоя жизнь?

— Неплохо. Муж — нефтяник, как и отец. Трое детей. А у тебя?

— Сын есть, жены нет. Был временный брак. Как там наша школа, мой дом?

— И школа стоит, и твоя халабуда. Вчера мимо проходила. Грозились снеси, но она еще всех нас переживет.

— Лалэ, ты ведь помнишь, как мы хоронили деда? Твой отец договорился, дал грузовик ЗИЛ. Я тогда здорово растерялся. До сих пор добрым словом дядю Гияма вспоминаю, да ниспошлет ему Всевышний долгие годы.

— Спасибо. Я уж думала, ты забыл. До того ли тебе было тогда, чтобы что-то запоминать, — со слезами в голосе сказала она, расчувствовавшись.

— Лалэ, ты ведь бываешь на кладбище. Не могла бы ты навестить и могилу деда Фараза? Я вряд ли смогу приехать.

— А я навещала… Фара, ты бы дал адрес своей электронной почты, «Фейсбук» или…

— Лалэ, ты забыла, где я живу, — вздохнул Фардин. — Интернет тут не ахти. Ты же умная девочка.

— А-а, — протянула бывшая староста. — Ну хоть письмо черкни или звони, как сейчас.

Они еще поговорили о чем-то не столь значительном для обоих, но для поддержания беседы. Оба испытывали тоску по тем временам.

Положив трубку, Фардин еще несколько секунд смотрел на телефонный аппарат, словно ждал, что Лалэ перезвонит, будто они не договорили о самом важном, о том, как жестоко время.

Никаких писем в прошлую жизнь он писать не собирался. Самым главным противопоказанием было то, что Фардин принципиально старался не оставлять нигде и никаких письменных собственноручных следов. Одно дело разговор по телефону, другое — письмо однокласснице. А как она может быть его одноклассницей, если по его нынешним документам он старше Лалэ на четыре года? Разве что четыре раза на второй год оставался.

Алексеев утверждал, что Мамедов в Ардебиле. Хотя предположения о его переезде в Тегеран все же звучали. Каким ветром его занесло в Тегеран? Ветром предстоящих революционных перемен? Готовят людей в столице, и в Ардебиле, и в других городах Ирана, где азербайджанская диаспора очень представительна. Есть кого баламутить.

Хотя Фардин знал, что живущие в Иране азербайджанцы, любящие эту землю, работающие на земле, вряд ли поддадутся на провокацию и начнут бузить.

А вот среди азербайджанцев-горожан, молодых бездельников, охотников до легких денег и острых ощущений, наверняка баламуты найдутся. Их-то и будет обрабатывать Мамедов.

Фардин выключил телевизор и побрел в спальню, оставив недопитый чай на столике у дивана. Повалился на матрас, снова подумав о Симин, прежде чем провалился в сон.

Ему снился дом в Баку и дед Фараз, стоявший в тени у стены, опершись на крепкую резную трость, которой он в ту роковую ночь пытался отбиться от нападавших. Делал он это, видимо, мастерски, потому что при нем обнаружили трость в крови, а на соседней улице труп парня с пробитой головой. Фараз дорого продал свою жизнь.

Теперь во сне Фардин видел, как из той самой трости начала сочиться кровь, впитываясь в асфальт. Она из ручейка превратилась в мощный поток, захлестнувший Фардина по щиколотки…

Пробуждение сопровождалось сердцебиением и лихорадочным состоянием. Фардин сел, откинув влажную простыню, глядя ошалело в стену напротив. На поверхности стены, покрытой белой глянцевой краской, отражался розовый свет восходящего солнца.

Уже через полчаса, дожевывая на ходу бутерброд, Фардин садился в машину. Он намеревался до работы съездить по адресу, полученному от Лалэ.

Первый этаж, ставни-жалюзи на окнах заперты и покрыты пылью, ощущение, что в квартире давным-давно никто не обитает. Фардин не поленился зайти в подъезд и позвонить, а затем и постучаться в дверь. Тишина.

Фардин испытывал ощущение, что за ним наблюдают. Он даже оглянулся. Напротив, через лестничную площадку, была еще одна квартира, и дверь в нее выглядела тоже нежилой, обшарпанной.

Он все же решился оставить записку. Несмотря на всю эту запущенность, Фардин пришел к выводу, что это имитация. И живут тут, и бурно проводят время, но так, чтобы до поры до времени никто об этом не догадывался. Надо просто знать, как именно позвонить или постучать, а может, сперва позвонить по телефону?

По сути обыкновенная конспиративная квартира. Скрепя сердце, Фардин написал по-азербайджански: «Раф, не застал тебя, но очень хочу увидеть. Помнишь нашу улицу Камо, старый дом и заплывы в море вместо алгебры? Зайду в ближайшее время. Надеюсь, ты окажешься дома. Лалэ дала этот адрес. Фара Фируз».

Он злился, что пришел сюда, что пишет эту записку и вынужден вылезти из своей норы, тихой, удобной для наблюдения за окружающими. Он чувствовал себя так, словно его заставили бегать голым по городу.

Фардин намеренно не оставил ни номер телефона, ни свой адрес. Что если записка окажется в чужих руках?.. Но если попадет к Рафу, то в следующий раз при появлении Фардина заветная дверь откроется.

Не успел Фардин отъехать от дома Рафы и квартала, как на выезде на улицу Вали-е Аср с ним поравнялся мотоциклист в темно-синем шлеме, поблескивающем на солнце. У него за спиной сидел пассажир, тоже в шлеме.

Движение из-за утренних пробок позволило им поехать рядом и стукнуть в стекло «Пейкана». Фардин опустил стекло. Одновременно с этим пассажир на мотоцикле приподнял стекло на шлеме.

— Хочешь увидеться с Рауфом? Двигай за нами, — велел он и сразу начал движение, не дожидаясь комментариев или вопросов.

Поэтому у Фардина не осталось выбора. Вернее, он существовал — либо сломя голову пуститься во все тяжкие и ехать за неизвестными мотоциклистами, либо тихо-мирно проторчать в пробках еще минут сорок и добраться до работы. Прежний Фардин ратовал за второй вариант, а нынешний, обновленный после поездки в Венесуэлу, требовал решительных действий.

Фардин свернул в переулок, удаляясь от загруженных машинами улиц. Мотоциклист словно забыл, что пригласил Фардина следовать за ним, и прибавил газу так, что «Пейкан» еле поспевал за ним. Мотоциклист, покрутившись по кварталу, прибыл к тому же дому, от которого Фардин отъехал двадцать минут назад.

— Он ждет, — бросил мотоциклист и снова захлопнул свое забрало.

В этот раз даже стучаться не пришлось. В чуть приоткрытую дверь на лестницу тянуло сквозняком, смешанным с запахами из квартиры — табак, кальян, пережаренная еда. Так