Змея задохнулась в собственной смертельной петле. Грэхем наклонился, ухватил ее за конец скользкого суховатого хвоста и, сильно размахнувшись, ударил ею, точно хлыстом о землю, так что густые темные брызги полетели в пруд. Со дна всплыл привлеченный добычей лещ.

Раньше ему казалось, что Шайлоу населен призраками, и красота его — зловещий дурман.

Сейчас, замирая в полете между сном и реальностью, он понял, что красота Шайлоу не была ни злой, ни доброй. Она была безразличной ко всему. Это место могло стать ареной любых событий, и его совершенная красота лишь подчеркивала равнодушие природы к людским страстям.

Он стряхнул с себя остатки сна и, не отрывая взгляда от часов, додумывал пришедшую к нему мысль.

Природе, этой Зеленой Машине, чуждо милосердие. Милосердие привносят в мир люди. Оно рождается в тех клетках мозга, благодаря которым за миллионы лет эволюции мозг рептилии превратили в мозг человека.

Убийство само по себе тоже иллюзия. Его не существует. Наши понятия о морали создали убийство, и только для нас это слово имеет смысл.

Грэхем слишком хорошо понимал, что в его душе нераздельно сплелось все, что делает человека убийцей. И милосердие, наверное, тоже.

Он отдавал себе отчет в том, что слишком хорошо понимает природу и тайные пружины убийства, и это тревожило его.

В едином, необъятном сознании человечества, подумал он, в сознании, направленном к свету и разуму, темные, первобытные желания, которые мы подавляем, и подсознательные ощущения этих желаний создают порочный вирус, против которого восстают все защитные силы организма.

А что, если страшные, подавляемые цивилизацией желания и есть тот вирус, из которого создается противоядие?

Все правильно. Он ошибался, населяя Шайлоу зловещими призраками. Призраки гнездились в его собственной душе.

«…И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость; узнал, что и это — томление духа».

Екклесиаст

Notes