Она не успела достать свое оружие — я выстрелил ей в руку. Она прислонилась к дверной раме. Лицо ее было как гранит, а глаза казались живыми существами, застрявшими в его трещинах.

Револьвер она уронила. Это был дешевый револьвер 38-го калибра. Никель, покрывавший его, стерся и поржавел. Я вскрыл барабан. Одной пули не хватало.

— Эта пуля убила Гарри, — сказал я. — В Ника вы стреляли из другого револьвера. Из этого вы не попали бы в него с далекого расстояния.

— Не попала бы, — сказала она, глядя на свою кровоточащую руку. — В Ника я стреляла из своего старого полицейского оружия. А потом бросила его в море. Не думала, что он мне снова понадобится. Эту маленькую штучку для самоубийц я купила сегодня.

— Чтобы застрелить Гарри?

— Чтобы застрелить вас. Я думала, вы охотитесь за мной. Я ничего не знала о Гарри, пока вы не рассказали мне, что Гарри знал о связи Джинин и Ника.

— Джинин ваша дочь от первого брака?

— Моя единственная дочь. — И она обратилась к девушке: — Я сделала это для тебя, Джинин. Я столько понасмотрелась в жизни, что знаю, как все может ужасно сложиться.

Девушка ничего ей не ответила, а я сказал:

— Могу понять, почему вы убили Ника. Но зачем вы застрелили Гарри?

— Ник платил ему, — сказала она. — Платил ему за Джинин. Я нашла его час назад в баре. Он сам все рассказал мне. Надеюсь, я его убила?

— Вы убили его, миссис Немо. А зачем приехали сюда? Третьей в вашем списке была Джинин?

— Нет! Нет! Что вы! Она моя дочь. Я приехала, чтобы рассказать ей, что для нее сделала. Чтобы она знала.

Она посмотрела на девушку, сидевшую на кровати. В глазах у нее была боль и любовь.

Девушка сказала страшным голосом:

— Мама, тебе больно. Прости...

— Пойдемте, миссис Немо, — сказал я.