– Внутри, – ответил Симура. – Очень много деталей я отыскал, они все в моей памяти. Например, рыболовные крючки в ящике. И чайные ложки с крейсером «Авророй» на ручке бабушки Рады. И вышитое полотенце-рушник, тоже оставшийся от нее. Таборный, старинный. Я им вытирался тогда, когда мылся у колодца. У нас же колодец за кустами на Круче, дедом еще выкопанный, папа меня обливал из ведра, оставляя его греться на солнце. Но снаружи я дом…

– Не принимаете? – подсказала Катя. – До сих пор? В вашем сознании он по-прежнему…

– Голубой, яркий, с резными наличниками, деревенский наш фамильный дом, – тихо ответил Серафим.

– А место вашей последней рыбалки? Затон, где вы поймали сома?

– Он совершенно не тот! Ни малейшего сходства! – Серафим начал волноваться. Катя внимательно за ним наблюдала. – Он был другой!

– Словно пейзаж с картины Левитана? – уточнила Катя.

– Да! Прекрасное живописное место. Рай земной… А на берегу, когда мы высадились, – грязь, овраг.

– И костер, – напомнила Катя. – Вы же помните: вы его с отцом развели вместе. И вы по просьбе отца плеснули в костер горючую жидкость из канистры.

– Костер горел ярко, – произнес Серафим. – Пламя ревело. Я помню. Чуть ли не к небу вздымались языки. Жар и пекло были у костра. Я устал, вспотел, сел на траву, а потом отодвинулся – пламя меня заставило. Глаза у меня зачесались от дыма, но я не мог протереть их – руки были грязные.

– Серафим, недалеко от костра найдена тайная могила, – тихо произнесла Катя.

– Могила? Чья?

Она смотрела на него, изучая: если лжет сейчас, разыгрывая недоумение, он великий актер. Лоуренс Оливье… Только он не звезда сцены…

– В могиле труп неизвестной женщины, – продолжила она. – А давность захоронения – больше десяти лет. Возможно, одиннадцать.

– Я не понимаю: о чем вы? Труп?!

– Мы считаем, тело принадлежит пропавшей без вести Ариадне Счастливцевой, в последний раз замеченной на стоянке супермаркета в Тарусе в компании вашего отца. – Катя метнула взгляд на Гектора, он кивнул – «правильно ведешь линию, продолжай». – Ариадна отправилась со стоянки вместе с вами тогда на Кручу. Я взываю к вашему разуму и вашей детской памяти – что случилось дальше?

Катя резко повысила голос, почти крича на него. Пусть ее вопрос эхом отразится у него в мозгу и душе, породит смятение, смуту, тревогу и возможно… правду?

– Я ничего не знаю про Ариадну! – жалобно и столь же громко вскрикнул Серафим. – Не было ее с нами! Я перебирал в памяти события после ваших вопросов о ней. Когда я мелким ходил с мамой в школу танцев в Тарусе на ее уроки, та женщина тоже появлялась. Я ее вспомнил визуально – брюнетка, очень яркая, в черном коротком платье для танцев, с оголенной спиной… похожая на тетку Свету. Она танцевала сальсу с другой женщиной, ведь школу танцев почти не посещали здешние мужики…

Брюнетка… В памяти Кати всплыли клочья черных волос, измазанных глиной. Ариадна… Все сходится даже в его скупых отрывочных показаниях…

– Она училась с мамой в одном классе, и на танцах мать с ней общалась. И я ее видел, но лишь в школе танцев, маленьким, пятилетним. – Серафим все сильнее волновался. – Но все равно, разве я мог бы ее забыть, если бы тогда она поехала с нами в наш лес?!

– Ваши грязные руки… Глаза вы не почесали. У костра вы сами что-то копали лопатой или мотыгой? Или руками… отбрасывая комья земли, глины? – задала Катя новый вопрос.

– Нет.

– Значит, ваш отец рыл ту могилу?

– Мой отец?! Рыл могилу?!

– Серафим, кого вы похоронили у карьера с отцом? – не отступала Катя.

– Прекратите! Перестаньте! Мы с папой поймали сома! – Серафим резко отвернулся. Его колотила дрожь. – Мы поймали сома! – упрямо, почти механически повторил он. – Я отлично помню сома.

– Кто поймал сома? – вмешался Гектор. – Ты?

– Нет.

– Твой батя?

Серафим замолчал. Он словно пытался воскресить в памяти прошлое.

– Я не знаю, – растерянно признался он. – Сом… я слышал про него от одноклассников. И на улице, гуляя с ребятами. Сом огромный в Оке. И мы его поймали. Наш с папой грандиозный трофей.

– А кто стрелял? – тихо, по-дружески поинтересовался Гектор. – Отец? Или… она?

Симура вскинул голову.

На миг… лишь на единый миг Кате показалось: тень промелькнула у него в глазах, но черные цыганские очи и без теней темны словно ночь…

– Я даже не врубаюсь в смысл вашего, Гектор Игоревич, вопроса! – Серафим резко остановился. – Баба Рая меня во время обеда тоже все пытала: «Где ты ползал сутки или больше, удрав с Кручи? Где бродил, где шлялся? До встречи с двумя алкашами?» Я и ей не смог ответить… У меня будто все ластиком стерлось. Но ведь так не бывает, правда?! Я же не псих, не шиза!

Эхо подхватило его отчаянный возглас и понесло к Птичьему мысу, они почти достигли его в своем променаде по пляжу.

Глава 32

 Феномен

– С матерью улаживай домашние дела, – разрешил Гектор Серафиму. – Мы на ферму заглянем и в магазин, затоваримся. А к пяти милости просим тебя в гости на обед. На барбекю. Дом наш на излучине, крайний на лугу, у леса.

– Спасибо за приглашение. Я знаю, где вы остановились, – ответил Серафим. – Я успею закруглиться с мамой к обеду.

Катя отметила: они не сообщали Симуре своего точного адреса на территории экоотеля.

– Гек, он следил за нами, получается? – тревожно спросила она, когда Симура умчался на мотоцикле с пляжа Птичьего мыса.

– Любопытство сгубило… волчонка? – Гектор усмехнулся. – Скорее, засек точную геолокацию моего мобильного при контакте. Не бери в голову, я разберусь.

– «Я же не псих, не шиза!.. А мы уйдем на север и переждем! – кричали они. – И проклятый лягушонок-волчонок с ними!» – Полосатик-Блистанов раздраженно перефразировал мультик «Маугли». – Все пронюхал, успел. И про мать мою, и про вас.

– У него заезженная пластинка крутится в башке, – согласился Гектор. – Иголочка патефона ведет, ведет дорожку и – бац! – спотыкается, и всегда в одних и тех же местах. Голубой домишко с резными наличниками… место рыбалки из пейзажа Левитана… Сом… «Я не псих». Но он среагировал и на мою фразу про выстрел. Его зацепило вроде… Однако затем он вновь закрылся.

– Меня больше не удивляют его постоянные повторения, – заметила Катя. – Они признаки психологического феномена, о котором я когда-то читала и говорила тебе, Гек. Я разобралась внутри