Сержанту Полларду пришло в голову, что теперь он не войдет ни в одну картинную галерею, не испытывая сомнений относительно подлинности находящихся там полотен. О чем думала в этот момент миссис Синклер, догадаться было трудно.

– Не уверена, что до конца поняла вас, – сказала она. – Если все это законно, зачем вы говорите о вымогательстве и…

– И шантаже, – закончил за нее Мастерс. – Это далеко не все, мэм. Если бы этим дело и ограничивалось, речь шла бы о мелком мошенничестве. Разумеется, если вы не преступаете закон. Но все становится гораздо сложнее, когда вы имеете дело с крупными национальными или частными галереями. В коллекции одной из них есть шедевр стоимостью, допустим, тысяч двадцать фунтов, на который съезжается посмотреть полмира. Эта картина – городская достопримечательность. Скажите, что будет, если пройдет слух, будто существует еще несколько таких же? Здесь коммерческий вопрос, мэм. Вещь ценна постольку, поскольку уникальна, как, к примеру, какой-нибудь урод. Иначе она уйдет с рынка, что вполне понятно. Итак, вы идете в некий музей и предъявляете им дубликат одного из их шедевров. Музейщики оказываются в щекотливом положении. Они уже потратили кучу денег на выставку, возможно, больше, чем собирался заплатить директор. Вы же предлагаете им проявить здравомыслие – купить дубликат и припрятать его подальше. А в противном случае угрожаете продать картину кому-то другому. Это я и называю вымогательством, миссис Синклер. В перерыве между крупными сделками можно подзаработать на неоконченных картинах. Сэр Эдвард Литл рассказывал мне об этом уже давно. Когда умирает известный художник, после него обычно остается кипа неоконченных этюдов и холстов. Ловкий мошенник приходит первым и покупает все, что захочет. Если он работает в паре с умелым копиистом, тот может так хорошо закончить картину, что даже эксперты признают ее подлинной. Она и правда подлинная – почти. Это и есть ваш бизнес, миссис Синклер: вы торгуете только подлинниками.

Со всей возможной деликатностью Мастерс отодвинулся, не сводя с миссис Синклер сурового взгляда.

Она некоторое время молчала. В комнате было темно, свет падал лишь на стол старшего инспектора, фиксируя мельчайшие изменения нежного лица. Миссис Синклер опустила глаза на сцепленные пальцы рук. Веки казались восковыми. Она тяжело дышала и, казалось, была готова сдаться на милость Мастерса.

– Подобные вещи очень трудно доказать, – проговорила миссис Синклер и подняла взгляд. – Простите мою неосведомленность, но, чтобы установить факт мошенничества в случае с неоконченной картиной, требуется доказательство того, что к ней не прикасался никто, кроме самого художника. А в этом может разобраться только специалист, не так ли? Разве глубокие познания в какой-то области не ценны сами по себе и не заслуживают похвалы?

– Возможно. Но я говорю о другом…

– Любая картинная галерея, – перебила его миссис Синклер, – стремится избежать огласки и поэтому не станет подавать в суд. На суде пришлось бы доказывать, на каких условиях им была предложена картина, так ведь? Я только спрашиваю. Пожалуй, худшее, в чем вы меня можете обвинить, мистер Мастерс, – это то, что я продаю только подлинники.

– Нет, это не худшее.

Миссис Синклер теряла терпение:

– Вы мне льстите? Хотите похвалить мою изобретательность во всех этих якобы ухищрениях для…

– Не только вашу, мэм, – уверенно и спокойно перебил ее Мастерс. – Смею сказать, добрая часть этих уловок – заслуга вашего покойного мужа мистера Питера Фергюсона.

Миссис Синклер внезапно побледнела. Сержант Поллард даже не предполагал, что ее лицо способно так измениться.

– Хочу сообщить вам некоторые факты, имеющие к нему отношение, – невозмутимо продолжал Мастерс. – Сегодня вечером я получил с курьером письмо от мистера Бернарда Шумана, его бывшего работодателя. А еще длинную телеграмму из французской полиции. Его настоящее имя Питер Фергюсон. Ему всего сорок два года, как вам, вероятно, известно. Он сын шотландского священника. Защитил диссертацию в Абердине. Хорошо разбирается во всякого рода технических приспособлениях, ловко с ними управляется. Прекрасный гимнаст. Перепробовал все возможные занятия, включая актерство: в двадцать пять исполнял роли стариков. Работал у мистера Шумана – сначала в его каирской конторе, где изготавливал искусственный папирус – здесь никакого обмана, поскольку изделие преподносилось как имитация, – а позже в лондонской конторе. Ограбил своего работодателя. Сбежал на континент. Так утверждает мистер Шуман. А вот информация от французской полиции. Известны связи Фергюсона с преступниками, осужденными за кражу со взломом. Испытывая пристрастие ко всему шотландскому, он пользовался вымышленными фамилиями Синклер и Макдональдс. Подозревается в причастности к ряду краж с использованием технических новшеств, в частности негашеной извести для затемнения окон. Пропал из поля зрения: считается, что уехал за границу или умер. Однако одиннадцатого июня тысяча девятьсот тридцать пятого года в Ницце некий Питер Синклер женился на Боните Фишер, то есть на вас. Жил по адресу: бульвар де Синь, триста четырнадцать. В письме Шумана содержится краткое описание внешности Фергюсона. Мы передали его французской полиции. По описанию мадам Дю… Не важно, консьержка подтвердила, что это Синклер. Иными словами, ваш муж. И последняя информация! Считалось, что Синклер умер в Биаррице в мае тридцать шестого года во время предполагаемой эпидемии оспы, которую власти предпочли скрыть. Поэтому никто почти ничего не знал о его смерти, ведь на курортах такие вещи стараются не предавать огласке. Синклера тайно похоронил старый слуга. Врач выписал свидетельство о смерти, не осмотрев тело. Ха! Но Фергюсон на самом деле не умер. Сейчас он в Лондоне. Прямо в эту минуту, мэм, французская полиция готовит разрешение на эксгумацию. Они откопают пустой гроб. А вы получили страховку. Это мошенничество мы можем доказать. – Мастерс швырнул свои записи на стол.

Поллард не знал, какого эффекта ожидал старший инспектор, но уж во всяком случае не такого, какой произвели его слова на миссис Синклер. Она откинулась на спинку стула, испустив глубокий вздох облегчения. Ее реакция выглядела вполне искренней, и Бониту невозможно было заподозрить в фальши. Облегчение разлилось по ее лицу смертельной бледностью.

– Слава богу, – выдохнула Бонита.

Мастерс так и подскочил на стуле:

– Позвольте узнать, миссис Синклер, что вы имеете в виду?

Не открывая глаз, она спросила:

– Вы поверите, если я скажу правду?

– Попытайтесь, мэм.