Гуров уже почти дошел до конца футбольного поля, вновь споткнулся, даже коснулся рукой земли. Приняв вертикальное положение, он почему-то начал оглядываться, будто искал, кто же ему подставил ножку. Он увидел пустые трибуны, окольцовывающие стадион, и почувствовал себя маленьким и одиноким. Он отряхнул брюки, поплевал на грязную ладонь.
А что ты, собственно, здесь делаешь, Гуров? О чем у тебя голова болит? У тебя в Москве район, группа, нераскрытые дела. Ты не мальчик, майор. Заканчивай, закругляйся, доложи свою точку зрения об Астахове. Врет Чемпион точно, виноват не виноват, выясняйте. Начните с экспертизы колес его «Волги».
Шестовик уже закончил тренироваться, сидел на скамеечке, широко расставив ноги, положив руки на колени так, что кисти свисали, плечи чуть вперед опущены. Гуров давно обратил внимание: так сидят только спортсмены, поза получается устойчивая и расслабленная. Тренер, коротконогий и пузатенький, чем-то напоминающий эстрадного конферансье, расхаживал перед учеником, азартно жестикулировал, поднимал ручки и ножки; видимо, объяснял, как бы он сам прыгнул, если бы ему разрешили.
Гуров задрал голову, посмотрел на планку. Она висела в небе, казалось, на уровне верхних рядов трибун. Невозможно забросить себя на такую высоту. Длиннющая палка – Гуров знал, что она называется шест, – вытянулась на траве; видимо, тоже отдыхала. Интересно, на какую высоту можешь прыгнуть ты, инспектор? Сумеешь ли поднять шест? Гуров пробовать не стал, вновь взглянул на планку, на футбольное поле, где предательские кочки и скрытые выбоинки подкарауливали, ждали неосторожного шага. Снизу все это выглядит совсем иначе, на трибуне уютнее и проще.
Выйдя со стадиона, Гуров позвонил в управление. Боря Ткаченко ответил сразу.
– Немедленно установить наблюдение за машиной Астахова, – сказал Гуров. – За машиной, а не за Астаховым.
Услышав новое задание, Боря примолк, Гуров слышал его сосредоточенное сопение.
– Доложить подполковнику? – наконец спросил он.
– Я это сделаю сам, – ответил Гуров. – Когда сочту нужным.
– Вам, товарищ майор, хорошо, вы улетите, а я останусь.
– Испугался? Иди к подполковнику, скажи, что ты уходишь из моей группы.
– Нет, нет!
Гуров, не ожидая продолжения, повесил трубку. Он не сомневался, что Боря выполнит задание.
Любая касса человека пригибает, надо просительно заглядывать в окошечко, неестественно громко говорить, так как всегда плохо слышно, ты находишься полностью во власти застекленной девушки, которая может многое: сказать «нет», не вдаваясь в подробности, начать говорить по телефону или считать выручку, наконец, просто уйти в таинственную глубину, обронив, что кассирша – тоже человек, или не обронив ничего.
Астахов стоял в очереди в городских кассах Аэрофлота. Дождавшись, когда человек, стоявший впереди, суетливо соскребет сдачу, Астахов протянул в окошечко паспорт и деньги:
– Один до Киева.
– На какое число?
– На вчера.
– Я на работе, молодой человек.
– Девушка, милая. – Астахов попытался заглянуть в окошечко. – Очень нужно, на ближайший рейс.
Милая девушка скупо улыбнулась, открыла паспорт, взглянула на Астахова, снова в паспорт, пробормотала:
– Это надо же…
В кабинете подполковника Серова, кроме Гурова, находился следователь прокуратуры. Не старый знакомый, который работал с ними по разбоям и выезжал позавчера на место преступления, а молодой, лет двадцати пяти. Леонидов Илья Ильич. Он закончил юрфак университета и целых три года работал следователем прокуратуры. Прокурорская форма на Леонидове сидела идеально, тонкой, изящной фигурой своей походил он на юнкера, какого мы порой видим в кино, если события в картине происходят до семнадцатого года.
Гуров смотрел на следователя без должной почтительности и симпатии, полагая, что, поручая ему расследование, прокурор не обольщался в отношении его знаний и опыта. Леонидов молод, видимо гонорист и тщеславен, будет не только строго блюсти закон, начнет цепляться за каждую его буковку так, словно все остальные только и ищут повода, чтобы этот закон нарушить.
В своих оценках людей Гуров ошибался не раз, но, к сожалению, сегодня инспектор оказался прав.
Лева рассказал о беседе с Астаховым и подвел итог:
– Полагаю, надо проводить сравнительную экспертизу.
Леонидов встал, без надобности одернул мундир, вынул из своей папки несколько подколотых листов, положил на стол подполковнику и произнес речь:
– Борис Петрович, я вас безмерно уважаю, вы один из старейших работников нашей милиции. Однако существует закон, по которому органы милиции подчиняются органам прокуратуры, следствие поручено мне, и я…
Тут Леонидов сбился, вновь одернул мундир, прошелся по кабинету, старательно не обращая внимания на Гурова.
– Прошу меня понять правильно. Мы не можем на основании субъективных впечатлений одного из сотрудников милиции начинать беззаконие. Почему Астахов? Он и убитый ухаживали за одной девушкой? Таких треугольников в городе тысячи. Так и лежали бы тысячи трупов.
Серов речь не слушал, размышлял о дружбе и о том, что за человек прокурор Толя Макаров. Он что – всегда был неумен или на старости лет с ума сбрендил? Философствования его прервал вкрадчивый голос Гурова.
– Астахов у вас один?
– Один. – Леонидов растерянно взглянул на Серова, к Гурову не повернулся.
– И труп один.
– Демагогия! Глупость!
– Безусловно. А насчет тысячи треугольников не демагогия? Какую валюту дают, такой и сдачу отсчитывают.
«Еще подерутся в кабинете, вот смеху-то будет. Майор этого мальчика, конечно, побьет», – подумал Серов и быстро сказал:
– Илья Ильич, как я понимаю, это ваши предложения по расследованию. – Он взял листочки, которые положил на стол следователь. – Давайте обсудим.
– Не предложения, а поручения прокуратуры. В пятнадцать часов начинаю допрос свидетелей. Список я вам составил, обеспечьте явку людей. Пока я не допрошу Астахова и не дам соответствующего поручения, убедительно прошу, – подчеркивая значительность своих слов, следователь сделал паузу, – никаких экспертиз не проводить. Честь имею.
Леонидов кивнул и вышел, дверь за собой почему-то не закрыл. Это сделал Гуров, затем подошел к окну, стал смотреть на безлюдный переулок под окнами кабинета. Мавр сделал свое дело, дал небольшую зацепку, есть над чем поработать, пора, мой друг, пора. С этим следователем работать не буду. Турилина здесь нет, приказать никто не может. Приняв решение, Гуров повернулся лицом к Серову, присел на подоконник, начал подыскивать подходящие слова, достаточно решительные, но не обидные.
«Может сбежать», – понял Серов, снял телефонную трубку, набрал номер прокурора, своего давнишнего приятеля.
– Прокуратура? – сказал Серов, услышав знакомый голос. – Советник юстиции первого класса прокурор Макаров Анатолий Иванович? Я не ошибся?
– Ладно, ладно, – пробурчал прокурор. – Зять он, понимаешь? Зять.
– Чей он зять?
– Фамилию не расслышал? Леонидова.
– Так ежели он зять, так он должен иметь другую фамилию, – удивился Серов.
– А он, вступив в брак, взял фамилию супруги, точнее – тестя.
– И что? Так тесть тебя попросил, и ты по слабости характера?..
– И из дипломатических соображений, – перебил прокурор.
– А тесть не любит зятя, хочет, чтобы тот на этом деле шею себе сломал?
– Сначала мы с тобой все поломаем. Тебе-то что? Работай.
– А он мне не дает работать. Шутки кончились, уважаемый Анатолий Иванович. Вы меня сколько лет знаете?
– Слушай, Боря, не дави на мозоль. Не могу я из-за такой мелочи конфликтовать. Назначат другого прокурора, тебе жить станет легче?
– Для тебя, может, и мелочь. В общем,
