который требует, чтобы его впустили”. 
— Флотский капитан, сэр. Говорит, у него важное дело. Хочет, чтобы вы его приняли, и без того не уйдет.
 Выйдя в вестибюль, Дейвис сразу понял, что Генри Логан не сумасшедший — он просто слегка запыхался, поскольку расстояние до участка преодолел быстрым шагом.
 — Успокойтесь, сэр, я должен записать, как вас зовут и где вы живете, — начал было дежурный.
 — “Успокойтесь”! — воскликнул Логан. — Как тут успокоиться, когда труп женщины лежит у всех на виду! — Тут он увидел Дейвиса, который как раз обходил стол. — Наконец-то начальство.
 Дейвис умоляюще вскинул руку:
 — Поймите, сэр, мы должны следовать процедуре. Расскажите, пожалуйста, что вы видели.
 — В реке мертвая девушка. Я нашел ее на берегу Скулкилла, в Виссахикон-крик. Вытащил из воды. С полчаса назад, не больше. Она утонула, — зачастил капитан Логан.
 Появился Фолькер.
 — Нельзя терять времени! — сердито сказал Логан. — Идемте немедленно.
 — Море взволнованное, которое не может успокоиться [3], — заметил Фолькер. — Что ж, ведите нас.
  [3] Исаия, 57:20.
 3
 — Ба, да это Харлан Стэнли! Ну как, успешно учите юных леди шинковать покойников?
 Голос прозвучал так громко и неуместно, что кое-кто из собравшихся в фойе Академии музыки обернулся.
 Был вечер вторника; в свете газовых рожков фойе казалось призрачным, словно во сне. Слышался сдержанный говор светских дам, их шелковые платья шуршали по ковру. Мужчины были во фраках, там и сям поблескивали то цепочка золотых карманных часов, то булавка в галстуке. В главном зале сцену украшал позолоченный просцениум с портретом Моцарта, по обе стороны от которого расположились олицетворения Поэзии и Музыки. Вдоль стен полукружьями тянулись ярусы лож. Академию открыли в 1857 году, архитектор Наполеон Лебрун взял за образец интерьеры миланского Ла Скала как дань уважения европейским пристрастиям публики. С тех пор в Академии проводили лекции и общественные собрания, она видела даже Национальный съезд Республиканской партии. Но сегодня вечером это место, исполненное музыки, было особенно прекрасно, сегодня давали Бетховена и Брамса — роскошная программа.
 Мясистая ладонь доктора Джозефа Бледшо шлепнула Харлана по плечу и крепко сжала его.
 — Как дела, дружище? Надеюсь, медички вас не обижают?
 — Неплохо, — ответил Харлан. — Дел, как всегда, много. А у вас?
 — Не жалуюсь. Учим лучших студентов в лучших условиях, за что спасибо Пенсильванскому университету.
 — Вы знакомы с моим другом, доктором Лидией Уэстон? — спросил Харлан.
 Бледшо молча, с пренебрежительным видом взглянул на Лидию.
 — Не знаком, — сказал он и кивнул ей.
 Джозеф Бледшо был одним из самых неутомимых критиков Женского медицинского колледжа. Он без устали писал о предполагаемой некомпетентности врачей-женщин, подкрепляя свою точку зрения соображениями о том, что слабый пол подвержен истерии и оттого не способен выдержать тяготы медицинского образования. Лидия слышала о нем — доктор Бледшо славился как выдающийся хирург с практикой, на которой он разбогател. Тридцать лет назад они с Харланом были соучениками по медицинскому колледжу, однако больше ничто их не связывало.
 Бледшо приблизил свое лицо к Харлану, обдав того резким запахом виски.
 — Столько лет прошло, а я все еще поражаюсь, что ты разменял на пустяки такую карьеру, — сказал он.
 Лидии стало любопытно, что думает Харлан. Оскорбление, казалось, почти не задело его.
 — У каждого из нас свой путь, и мы должны по мере сил следовать ему. Передай привет Мэриэнн и детям.
 — А ты от меня — Антее.
 Говорить больше было не о чем, и Бледшо ретировался в толпу.
 Харлан повернулся к Лидии:
 — По-моему, мы заслужили еще по бокалу.
 В открытые на Броуд-стрит двери вливался прохладный вечерний воздух, и дышать в густом сигарном дыму становилось легче. До Лидии доносились приятный перезвон бокалов в буфете и гул голосов, который то нарастал, то становился тише.
 В Харлане было чуть больше шести футов росту. В черных как смоль волосах пестрела седина, а костюм из тонкого сукна выглядел столь же свежим, как утром, когда Харлан надел его. Однако импозантная внешность не вязалась с добросердечием Харлана. Профессор хирургии и анатомии, один из старейшин Женского медицинского колледжа, Харлан, страстный любитель концертов, после дня, проведенного в операционной, искал отдохновения в музыке. Лидия, стоя рядом с Харланом, смотрела, как он не торопясь наливает из графина кларет. Бокал медленно наполнялся темной жидкостью.
 — Лидия заботится о тебе куда больше, чем я, — добродушно произнесла Антея Стэнли, присоединяясь к ним в буфете. — Я бы и минуты разговора с этим мужланом не вынесла.
 Антея, как и ее муж, была опытным врачом и преподавала в колледже. Маленькая, но с пышными формами, сегодня она облачилась в изумрудно-зеленый шелк. Антея считала, что безупречное чувство стиля — броня, которая пригодится в любой жизненной ситуации. Широкое лицо разрумянилось, из аккуратного пучка выбилось несколько прядей. Лидия отпила вина, и Антея, взглянув на нее, заметила:
 — Ты сегодня какая-то задумчивая.
 — Прости. Я устала.
 — Ты можешь скрыть что-то от других, но не от меня. Тебя что-то тревожит. Что?
 Лидия поставила бокал на стол.
 — Ты права. Сегодня вечером я пришла сюда не ради музыки. Мне хотелось поговорить с вами насчет одной пациентки.
 И Лидия рассказала чете Стэнли и о том, что Анна не явилась на прием, и о том, какой странной вышла их последняя встреча почти две недели назад.
 — Юные девушки вечно из-за чего-нибудь тревожатся — то из-за денег, то из-за назойливого ухажера... Справиться с этими неприятностями у них нет возможности, поэтому тревоги проявляются в болях и загадочных лихорадках. Запасись терпением. Она появится снова как ни в чем не бывало.
 Антея была права. Жизнь молодой служанки состояла в лучшем случае из неопределенности. В ней отсутствовала всякая уверенность в завтрашнем дне, обстоятельства могли перемениться в любой момент, и девушка могла в одночасье лишиться места из-за того, что у хозяев возникли денежные затруднения, или потому что кто-то заболел или умер.
 — Но если ты за нее тревожишься, можно обратиться к ее нанимателям или родным, порасспрашивать их, — прибавила Антея.
 — Я бы не советовал, — заметил Харлан. — После вмешательства Лидии девушка может оказаться в куда более уязвимом положении.
 Антея сердито надулась.
 — Единственный способ узнать, не стряслось ли что-нибудь с Анной, — это спросить людей, с которыми она живет.
 — Не нужно торопиться. Неурядицы часто проходят сами собой.
 — Чем дольше Лидия будет ждать, тем вероятнее, что с девушкой случится что-нибудь ужасное или вовсе непоправимое.
 Всем им были знакомы истории молодых женщин, отчаянно хотевших покончить с нищетой и непосильным трудом. Их наивные попытки завоевать большой город заканчивались или болезнью, или падением.
 — Тебя что-то особенно беспокоит. — Антея не оставляла попыток узнать правду.
 — Анна выполняла свои обязанности легко — казалось, они ей не в тягость. Ее брат прикован к постели, с ним день и ночь старшая сестра. Насколько я знаю, они жили на ее жалованье. Анна никогда не бросила бы их.
 — Не сомневаюсь, что вы высокого мнения об Анне, — мягко сказал Харлан, — но не нужно поддаваться тревоге, в этом мало проку.
 — К тому же ты преподаватель и врач, подумай о своих обязанностях. — Антея предпочитала говорить напрямую. — Один бог знает, что