они узнают, что тридцать четвертая в очереди на престол живет в Хорнчерче, и не в отдельном доме, а с соседями за стенкой! 
Я тоже засмеялась.
 — И правда, вот было бы весело. Я бы поселилась у тебя, дедушка, но тогда королева заторопится поскорее спихнуть меня какой-нибудь знатной тетушке во фрейлины. Она считает — мне срочно надо учиться, как вести господский дом.
 — Что ж, полагаю, тебе это пригодится.
 — Дедуля, да я от скуки умру. Ты не представляешь себе, как я тоскую после балов и приемов — светский сезон мой кончился, и я не знаю, чем заняться.
 Чайник на плите засвистел. Дедушка заварил чай.
 — Найди работу, — посоветовал он.
 — Работу?
 — Ты девочка умная. Образование получила что надо. Почему не поработать?
 — Боюсь, меня не одобрят.
 — Знатные не одобрят? Так они же тебе денег не дают. И ты не их собственность. Ты ведь не берешь деньги с народа за то, чтобы исполнять придворные обязанности. Живи на всю катушку, детка. Выясни, чем хочешь заниматься и кем быть.
 — Ужасно соблазнительно, — сказала я. — В наши дни девушки кем только ни работают, им столько всего доступно.
 — Еще бы. Только не ходи в актрисы, как твоя мамуля. Она была славной девушкой, воспитывали ее как полагается, но это пока она не размечталась и не подалась на сцену.
 — Но ведь мама имела успех, разве нет? И разбогатела, и за герцога вышла.
 — Да, но какой ценой, мышка? Какой ценой? Продала свою бессмертную душу. Именно, именно. А теперь цепляется за уходящую красоту и страх как боится, что наступит день — и мужчины потеряют к ней интерес.
 — Мама ведь купила тебе этот дом?
 — В щедрости ей не откажешь. Просто говорю, что ее как подменили — совсем другим человеком стала. Толкую с ней — а она как чужая.
 — Это верно, — согласилась я. — Но я маму толком и не знала. Сейчас, кажется, у нее роман с немецким промышленником…
 — Треклятые германцы, — проворчал дедушка. — Ты уже извини, что я бранюсь, мышка, но мне о них даже слышать тошно. А этот их новый, который Гитлер! От него добра не жди, ты уж мне поверь. За ним нужен глаз да глаз, попомни мои слова.
 — Может, им такой сейчас и нужен. Восстановит страну, — предположила я.
 Дедушка сердито насупился.
 — Эта страна заслуживает того, что получила. Нечего ее восстанавливать. Ты в окопах не была, вот и говоришь.
 — И ты не был, — напомнила я.
 — Нет, но твой дядя Джимми воевал. Ему всего и было восемнадцать годков, погиб на фронте.
 Я знать не знала, что у меня был дядя Джимми. Никто никогда не рассказывал.
 — Прости. Мне жаль, — сказала я. — Это была страшная война. Будем молиться, чтобы она не повторилась.
 — Не повторится, пока жив старик король. Вот ежели он сыграет в ящик, тогда ни за что не поручусь.
 Дедушка поставил передо мной большую тарелку с едой, и на некоторое время я умолкла.
 — Чтоб мне провалиться, — сказал дедушка. — Тебе этой тарелки только-только. Ты что, голодом себя морила?
 — Питалась одними печеными бобами, — созналась я. — Зеленную лавку на Белгрейв-сквер пока не нашла. Всем привозят провизию на дом. Честно говоря, у меня и денег-то нет.
 — Тогда обязательно приезжай ко мне в воскресенье обедать. Думаю, приготовлю отбивную с овощами — у меня в огороде за домом отличная капуста, а попозже летом будет и фасоль. Ничего вкуснее на свете нет, такого тебе не состряпают даже в твоих шикарных ресторанах в Вест-Энде.
 — С удовольствием, дедуля, — сказала я и поняла: сейчас я нужна дедушке так же, как он мне. Ему тоже одиноко.
 — Не нравится мне, что ты живешь в огромном городском доме одна-одинешенька, — сказал он, качая головой. — В Туманном городе сейчас полным-полно чокнутых. Тех, кто на войне головой повредился. Смотри мне, не вздумай открывать дверь чужим, запомнила? Я уже подумываю нацепить свою старую форму и ходить у тебя под дверью дозором туда-сюда.
 Я от души рассмеялась.
 — Вот бы посмотреть! Никогда не видела тебя в форме. — Я знала, что дедушка когда-то служил полисменом, но давным-давно вышел в отставку.
 Дедушка хрипло расхохотался.
 — Я и сам бы поглядел. Только вот мундир на моем пузе уже не сойдется, да и старым ногам в форменных башмаках придется туго. Нет, не по нраву мне, что ты там в большом городе сама по себе, да еще без гроша.
 — Справлюсь, дедушка. — Я похлопала его по руке. — Ну, а теперь научи меня разжигать огонь. И стирать. Мне нужно всему научиться.
 — Чтобы растопить камин, спервоначалу надо наведаться за угольком в угольную дыру, в подвал то есть, — заявил дедушка.
 — В какой подвал?
 — Уголь в него сыплют с улицы через люк, а ты берешь совком или лопатой через дверцу. Наверняка у вас в лондонском доме так оно все и устроено. Там обыкновенно темнотища и грязь, а то и пауки кишат. Вряд ли тебе захочется туда лезть.
 — Если выбирать между холодом и грязью, я лучше выпачкаюсь, чем буду мерзнуть.
 Дедушка одобрительно посмотрел на меня.
 — Ай да боевой задор! Вся в маму. Она тоже никаких препятствий знать не желала. — Тут он снова надрывно раскашлялся.
 — Ужасный у тебя кашель, — заметила я. — Ты к врачу ходил?
 — Да всю зиму, — ответил дедушка.
 — И что сказал врач?
 — Бронхит, мышка. Копоть в воздухе и зимние туманы — вот что мне вредит. Доктор говорит, езжал бы я на море и отдохнул там хорошенечко.
 — Отличная мысль.
 Дедушка вздохнул.
 — На море ехать — деньги нужны, сердечко мое. А я сейчас ой не шикую. Зимой вот на доктора потратился, ходил, ходил… Да и уголь вздорожал будьте здрасте. Стараюсь сводит концы с концами, но с деньгами не ах.
 — Разве у тебя нет полицейской пенсии?
 — Есть, но маленькая. Я ведь недолго прослужил, немного и выслужил. Было дело, ввязался в драчку, шарахнули меня по кумполу, а потом как начало накатывать — голова все кружилась, на том и конец службе.
 — Тогда попроси мою мать тебе помочь. Уверена, у нее денег куры не клюют.
 Дедушкино лицо затвердело.
 — Немецких денег я нипочем не возьму. Лучше с голоду помереть.
 — Я уверена, у мамы есть и свои собственные. Столько романов с богачами — наверняка она что-то скопила.
 — Может, и скопила, и отложила на черный день, но те деньги пригодятся ей самой. Вот увянет ее красота, будет она жить одна — и пригодятся. К тому же твоя мать и так была очень добра, купила нам с бабушкой этот