— А вы как?

— Хорошо! — произнесли мы хором. Аня взглянула на нас с удивлением.

Валя покраснела еще сильнее.

— Еще вчера купили все для рататуя, — отрапортовала я, стараясь отвлечь Анну от лица мачехи. — Так что накормим вас перед отъездом.

— Алеша так и не встал? — она взглянула в сторону лестницы.

— Встал, — прошептала Валя.

— Но еще не спускался, — поспешила добавить я.

— Потороплю-ка его. А то уже просто неприлично. — И еще раз мельком нам улыбнувшись, Анна пошла наверх.

А я развернулась к Вале.

— Что это было? — голос ее чуть-чуть дрожал. Как и рука, лежащая на столешнице. — С кем он говорил?

Я пожала плечами. Бывает, могла я сказать, что мы держим кого-то за черствый сухарь. А он — вот те на! — оказывается сочащимся ромом страстным бисквитом.

Конечно, трансформация не происходит в одночасье. Не тот темперамент. Он раскачивался медленно. Но, набрав скорость, понял, что остановиться уже не способен. Невозможно быть рядом столько лет и не отреагировать на такое, думала я. Сочетание красоты и боли: оно притягивает, засасывает, как черная дыра. В твоей жене — могла бы я сказать Алексею, боли тоже хватит на десятерых. Просто она, скажем так, иначе устроена. Эдакая конструкция вроде домика из леденцов и марципана, куда заточили девочку Гретель. Ту, которая боялась перестать улыбаться, потому что иначе бы ее съел один злой людоед. И даже сейчас, когда людоед нам всем уже не страшен, она продолжает кривить губы в своей вечной доброжелательной гримасе, потому что в другое выражение ее лицо просто не складывается. Слишком уж она боится потерять контроль. Ты, Алеша, уж мне поверь: от улыбки твоей жены до истерики один шаг. Вот бы ты удивился, Алеша, заглянув за пряничный фасад. Но когда это мужьям были интересны их собственные жены?

В этой компании хоть конкурс устраивай: кто несчастней всех на свете? И как же мне жалко обеих. Я посмотрела на Валю. Нет, всех троих.

— Что? — переспросила меня Валя.

Я что-то опять сказала вслух? Я пожала плечами.

— Надо их спасать. От них самих. Иначе — каюк.

Валя смотрела на меня все более растерянно.

— Но сначала, — я подбодрила ее улыбкой, — накормить. Чур, я чищу морковку. Лук — на тебе!

И я вложила в ее аморфные руки сетку с луком. Следующие полтора часа мы молча чистили и резали.

Привет тебе, покойник — видишь, я научилась, как и ты, лечить несовершенство мира вкусным обедом.

А еще через некоторое время к нам присоединилась Анна, все в том же благостном расположении духа, и мы стояли перед раковиной с плитой уже втроем.

И лишь однажды я замерла с овощечисткой в руках. Что этот олух имел в виду, говоря, что у них есть все для счастья?!

Глава 32

Литсекретарь. Лето

— …не понимаю, хоть убей! — гремел голос Двинского из столовой.

Был вечер, я как раз закончила править его статью о поздней Ахматовой. Но эта реплика явно относилась не к поэзии. Я приоткрыла створку двери. За накрытым для аперитива столом — початая бутылка, нарезанный кубиками сыр и эффектно распластанная на блюде пармская ветчина — расположился семейный костяк в виде дочерей и молодой супруги.

— Добрый вечер, — улыбнулась я. — Кому вы предлагаете себя убить?

— Да пусть хоть все наваливаются, скопом! — Он хмыкнул, вынул из буфета еще один бокал. — Слава богу, Ника, вы пришли. И с вами — здравый смысл!

— Аллилуйя! — это Алекс подмигнула мне обведенным черным глазом.

Многообещающе булькнув, в бокал полилось вино. Анна, улыбнувшись, пододвинула ко мне тарелку с прошутто.

Я пригубила вино (все-таки в традиции ежевечернего аперитива что-то есть) и замерла, заметив разбросанные на спинках стульев яркие тряпки: свитер, какое-то платье, топ в вульгарных цветах… Явно не из монохромной коллекции Алекс. Удивленно перевела взгляд на Двинского: что это?

— Именно! Вот вы, Ника, тоже молодая девушка, возможно, склонная к импульсивному, как его? Шопингу!

— Э… — я наткнулась на ироничный взгляд Алекс.

— Как, скажите мне, можно забыть, что и почем ты купила?! — Он, как фокусник, выхватил из стоящего у него под ногами пакета с логотипом ярко-розовую юбку и кинул ее, брезгливо, прямо на стол. Под общее «ах!» юбка приземлилась гигантской бабочкой по центру. Анна едва успела выхватить из-под нее свой бокал.

Валентина, почти незаметная в любимом сером цвете: свитере и трикотажных домашних штанах, всхлипнув, вскочила и выбежала прочь.

— Знаешь, папа, это уже перебор. Ты же видишь, она на грани истерики. — Алекс медленно встала и вышла вслед за Валей.

А я поймала себя на том, что бестолково верчу головой: от огромного розового пятна на столе к покрытому красными пятнами лицу Двинского.

Анна наконец сжалилась над моим неведением.

— Валя вчера потратила кучу денег в магазинах. И не помнит, как доставала кредитку. Все как в тумане.

Я пожала плечами.

— Бывает. Очень по-женски.

— Зависит от женщины. У вас, я уверен, не бывает. — Двинский, чертыхаясь, пытался уложить облако розовой тафты обратно в пакет. — Как думаешь, — повернулся он к Анне, — можно это будет завтра вернуть обратно? Чек-то она сохранила?

— Наверное. — Анна пожала плечами. — Не хочешь хоть что-нибудь ей оставить? Она так редко себя балует.

— Да? И где, прикажешь, в таком щеголять, а? Бегать в этой юбчонке по берегу залива? Или вот: заявиться на поэтический вечер на Мойке, двенадцать в ужасе в розочках?

Он потряс «ужасом в розочках» перед доброжелательным лицом старшей дочери. Анна не моргнула. Я вскочила.

— Давайте, я ей все отнесу.

— И, умоляю, постарайтесь отыскать чеки! — крикнул он мне вдогонку.

Я поднималась, оббивая углами красочных пакетов стену. Положим, беременна именно Валя, размышляла я. Тогда ничего удивительного в этих покупках нет: женщины под влиянием гормонов способны на многое. Странна реакция ее мужа, который в данных обстоятельствах должен был проявить себя снисходительнее, а он…

— Можно? — Я просунула голову в дверь. Диспозиция была ожидаемой — заплаканная Валя на кровати, Алекс — с сигареткой в углу рта, у распахнутого окна.

Всхлипнув, Валя подняла на меня глаза и кивнула: входи.

— Олег Евгеньевич попросил найти чеки. Возможно, вещи получится отдать обратно?

Валя испуганно вскинулась:

— Чеки?

— Обойдется твой Евгеньевич. — Алекс раздавила сигаретку о блюдце чашки с остатками чая, забытой на подоконнике. — А ты не реви.

В ответ Валя опять отчаянно всхлипнула. Алекс вздохнула.

— Тебе бы сходить куда-нибудь. Развеяться. Вон юбку свою выгуляешь.

— Одной? — подняла на нее испуганные глаза Валя.

— Почему одной?