Кадила, лампады, алтарные ключи, кубки…

Батюшка, когда перебирал золото, плакал и непрестанно шептал молитвы.

Особенно Соколовские просили молиться за невинно убиенного Петра.

Событие это вызвало внимание и государства, и прессы. Но Чибис оформил все так, что было не подкопаться! Церковное и все тут. И только в Верхних Долах должно остаться.

Со службы по случаю крещения вернулись все немного смущенные, растроганные. Большое дело сделали. Память Марийкиного деда помянули.

– Вот так, – замерла ведьмочка в своей комнате, глядя на висящую на стене вышивку. – Все возвращается на свои места.

– Марий, – нахмурился майор.

– Что? – возмутилась знахарка. – Бабушка на нее столько молилась, что она уже почти икона. Да и привыкла я к ней.

– Ну раз привыкла, то пусть, – вздохнул Соколовский.

Не в том он был положении, чтобы с женой спорить.

Точнее она. Она была не в том… Или в том положении…

В общем, когда после очередного визита Дарьи в поликлинику, счастливый Евген всем рассказал, что будет мальчик, майор с силой потер лицо и выдохнул:

– Мужики! А не съездить ли нам на рыбалку? А то, – недовольно крякнул, – скоро будет не до этого!

А где-то за околицей, там, где вешние воды еще не сошли, снова закудахтали куры, залаяли собаки, и жизнь – эта упрямая, веселая жизнь Верхних Дол – продолжила свой нескончаемый бег.