– Так точно, Гарик. Да не тащи ты меня, сама иду – видишь? – Она отцепила его пальцы от рукава. – Ты сказал, что ничего интересного не обнаружил.

– Поначалу – да. Но я все увеличивал и увеличивал радиус просмотра. Подключил программу одну хитрую – мое ноу-хау. Она мне всех мужчин в черном отсканировала. И вот тут… Ладно, сама сейчас посмотришь. Но думаю, что я его нашел.

Маша могла бы остановить его и признаться, что дело приказано закрыть за отсутствием состава преступления. И что под подозрение попадает продавец газетного киоска, а не выдуманные ею мужчина в черном и его соучастница в босоножках и ситцевом платье. Зорин решил, что продавщица всех обвела вокруг пальца и все выдумала, чтобы…

А чтобы – что? Чтобы мужа отравить и остаться вне подозрений? Глупо. Она первая в очереди.

– Садись, – приказал ей Гарик, толкая ногой стул на колесах в ее сторону. – Смотри.

На экран уже были выведены несколько картинок. Смирнов нажал на первую из них. Изображение ожило, запуская движение людей на тротуаре, граничившем с бульваром.

– Вот, видишь, идет по левой стороне? – Смирнов указал на высокого мужчину в черных штанах, черной куртке, черной бейсболке и громоздких очках. – Он вышел из-под арки жилого дома, а не с бульвара. Я провел несколько манипуляций и понял, что он прошел там намеренно, чтобы не попасть сразу в две видеокамеры. Можно, конечно, предположить, что он там живет и домой заходил, но по времени не выходит. Он шел быстро. Появился на тротуаре напротив магазина одежды через пять с половиной минут после того, как совершил покупки в газетном киоске, судя по чеку покупки.

Если это вообще был его чек! Маша подавила тяжелый вздох. Голубева могла просто увидеть мужчину с такими приметами и оговорить его, чтобы…

Да чтобы – что?! На кой черт ей такие манипуляции? Она работала корреспондентом, делала репортажи и о правонарушениях, и о расследованиях. Не дурой была однозначно. Стала бы она травить мужа в собственной кухне! Бред!

– Вот он обошел толпу туристов, – привел в движение вторую картинку Гарик. – Дошел до парковки, а там…

Он двинул курсор в третьей картинке, запустил ее. И Маша ахнула.

– Не может быть!

– И еще как может. – Смирнов довольно улыбался. – Я ничего не путаю? Фоторобот этой мадам на днях составляли?

– Да. Похоже. Увеличить можешь?

Гарик послушно увеличил изображение женщины, которая ожидала мужчину в черных одеждах возле темной легковушки. На ней не было ситцевого платья и босоножек. Она была в джинсах, легкой короткой куртке и кроссовках. Рыжие кудри развевал ветер. И она их постоянно поправляла, пытаясь усмирить. Это совершенно точно была она.

И значит что?

– Значит, Голубева не врала, – спокойно отреагировала Маша, опередив Подгорного с его речью всего лишь на минуту, вернувшись в кабинет. – Существует рыжая женщина. Существует мужчина в черном.

– Она могла их просто увидеть на бульваре и оговорить. А? Ты не допускаешь такой мысли? – не хотел сдаваться так вот запросто Никита.

– Уже не допускаю.

– Почему уже? – не понял он.

– Потому что вот на этой флэшке у меня записи с тех же камер, но того числа, когда умер Лебедев. Так далеко сначала не просматривали. Спасибо Гарику, увеличил территорию просмотра.

– И что же твой ненаглядный Гарик там увидел? В день смерти Лебедева?

– Он обнаружил эту рыжую. Она быстро шла по тротуару к той же самой машине. Но была, как и описала ее Голубева, в босоножках и ситцевом платье и выглядела оборванкой. Сейчас, коллеги, я вам все продемонстрирую…

Глава 11

Утро у Верочки началось с жуткого похмелья. Вчера, вернувшись из гостей от соседки, она напилась. А как было не напиться? Она пришла к ней, чтобы поскандалить, а не вышло. Наташа очень хорошо приняла ее. Угощать, правда, ничем не стала. И даже чая не предложила.

– Вдруг и ты помрешь за моим столом. Меня тогда колесуют! – грустно пошутила она. – Давай просто поговорим…

И проговорили они с половины девятого вечера, а именно тогда Верочка пришла к ней, до полуночи. Все Аркашу вспоминали. То добрым словом, то не очень. И посмеялись. И поплакали. И решили оставаться добрыми соседками, невзирая ни на что.

– Нет у меня на тебя зла, Вера. Как сложилось, так сложилось. Не было бы тебя, Аркаша пошел бы еще куда-то. Просто назрела ситуация в нашей семье. Не злюсь на тебя…

И Верочка, сама не понимая, как так вышло, бросилась Наташе на шею, разрыдалась и принялась просить прощения. Наташа тоже расплакалась. И сказала, что прощает. И перешла вдруг к какой-то другой теме. Начала рассказывать про самоубийство какого-то важного мужчины неподалеку от ее газетного киоска.

– Но это не было самоубийством, как это пытаются представить в полиции. Его точно убили! И бедный Аркаша пострадал из-за этого.

– Из-за чего?!

Верочка морщила лоб, таращила глаза и все пыталась уловить нить в ее рассказе. Но он был сумбурным, каким-то неправильным. О незнакомых Верочке случайных людях, чьи фотороботы совала ей в руки Наташа.

– Ты присмотрись, присмотрись, Вера, – настаивала она. – Может, ты видела кого-то из них рядом с нашим домом?

Вера смотрела и отрицательно мотала головой:

– Нет. Не видела никого… – И в десятый раз переспрашивала: – А кто это?

– Господи, какая же ты бестолковая, – сердилась Наташа.

И снова принималась рассказывать.

В какой-то момент Верочка устала, захотела в кровать, а перед этим опрокинуть рюмку-другую для лучшего сна. Она принялась зевать и поднялась, чтобы уйти.

– Возьми с собой, – свернула Наташа листы бумаги с чужими незнакомыми лицами и сунула ей в карман халата. – Всмотрись и запомни…

– Хорошо, – пообещала Верочка и пошла к двери.

Дома она добросовестно разложила композиционные портреты на обеденном столе, разгладив места сгиба ладошкой. Вытащила из холодильника графинчик с водкой, в которой кружились лимонные дольки. Тарелочку с закуской.

Она всегда была у нее наготове. Маринованные огурчики, кусочки сыра и копченого мяса. Ассортимент мог меняться, и вместо копченого мяса могла быть колбаска, а вместо маринованных огурчиков – свежие или оливки. Сыр бывал разным. Но тарелочка с закуской в холодильнике стояла всегда.

Сегодня на ней лежали маслины с косточками – крупные, сортовые. Тонкие ломтики слабосоленой семги, несколько хлебцев и три ложки творожного сыра. Верочка достала рюмку, налила себе половину. Подумала и решила, что вечер выдался ужасно эмоционально тяжелым. Она имеет право на то, чтобы