– Собака, – сказал он, сжимая плюшевую собачку. – Моя!

– И такая же красивая, как ты. Он стал таким большим.

– Он уже ходит. Б-б-бегает.

Кейт услышала дрожь в голосе Дарли, повернулась и увидела слезы, навернувшиеся на ее глаза.

– Я не знала, куда еще поехать.

Она не задавала вопросов, не сейчас.

– Вы приехали в нужное место.

– Иди ко мне, малыш, иди к Консуэле. Можно ему пе-чень-е?

– Конечно. Он заслужил.

– Не хочешь печенья, милый? Пойдем с Консуэлой.

– Нье! – Люк протянул к ней ручки.

– Ему, наверное, нужно сменить подгузник. Позвольте мне…

– Нет, нет, мама, отдай мне сумку и ребенка. Консуэла обо всем позаботится. Верно. Давай сменим тебе подгузник и поедим печенье. Все будет хорошо, вот увидишь. Теперь все будет хорошо.

– Он такой дружелюбный, – сказала Дарли, когда мальчик, радостно болтая ножками, позволил Консуэле отнести его в дом. – Он никогда еще не встречал незнакомого человека. О, Кейт, все ужасно.

Наворачивающиеся слезы пролились; Кейт снова обняла Дарли.

– Мы все исправим. Мы все исправим. Вы приехали из Лос-Анджелеса?

Дарли кивнула, вытирая слезы, выкатывающиеся из-под темных очков.

– Я выехала вчера вечером. Люк проспал большую часть дороги. Я просто…

– Пойдем посидим, выпьем лимонада. И ты мне все расскажешь.

– Мы можем остаться на несколько дней? Я должна была сначала позвонить, – продолжила она, когда Кейт повела ее в кухонный дворик. – Я так хотела оказаться здесь, просто оказаться здесь.

– Ты можешь остаться столько, сколько захочешь, столько, сколько тебе нужно.

– Здесь очень красиво. Я знаю, ты мне говорила, но дом больше, чем я себе представляла. И тут так тихо и уединенно. Мне очень нужно было уехать и уединиться. О, это же мост.

Кейт подняла взгляд.

– Это умный дизайн, все уровни связаны. Что-то вроде деревни в стенах дома. Сядь, подыши. Я сейчас вернусь.

Оставив Дарли за одним из столиков под беседкой из буйно разросшейся глицинии, она поспешила на кухню.

Подумала: «Отлично», когда нашла кувшин с лимонадом. Она услышала, как Консуэла рассмешила ребенка. Да, Консуэла о нем позаботится.

И она тоже.

Она схватила поднос, кувшин, стаканы, подумала о салфетках. Взяла все.

– Держу пари, ты еще не ела.

– Я сейчас не могу есть, но спасибо.

– Мы купим что-нибудь позже. Тебе не нужно беспокоиться о ребенке. Он с Консуэлой.

Она налила лимонад, села.

– Рассказывай.

– У Доусона роман с няней – ну вот что за клише? – Быстрыми рывками она вытащила салфетку. – Но у него не просто роман с ней; она беременна, и он утверждает, что любит ее.

– Сукин сын, – сказала Кейт по-русски, потому что звучание этого слова лучше всего подходило Доусону. – Нужно было принести бутылку вина.

Засмеявшись сквозь слезы, Дарли вытащила еще салфеток.

– Отличная идея, но чуть попозже. Я узнала вчера. Он признался во всем, потому что слухов становится все больше и скоро все выйдет наружу. Он надеялся, что я все пойму. Так жаль, но сердце хочет того, чего оно хочет.

Еще салфетки, вырванные, смятые, скомканные.

– Сукин сын.

– Мне так жаль, Дарли.

– Он спал с ней в нашем доме, Кейт, пока наш сын сопел в колыбельке. Пока я была на съемочной площадке. Тайком сбежал с ней в ее выходной. Люку едва исполнился год, и от него забеременела другая женщина. Он хочет жениться на ней.

– Тебе станет легче, если я скажу, что они друг друга стоят?

– Поможет, потому что я думаю то же самое. Как я могла ни о чем не догадываться, Кейт? Как я могла не замечать, что происходит прямо у меня под носом? Как я позволила своей жизни превратиться в дурацкий фильм на всю жизнь?

– Не вини себя, не вздумай. Ты доверяла ему, им обоим, и с чего бы тебе не доверять? А они этим нагло воспользовались. Дарли, любовь… Меня не волнует, что они Тристан и Изольда, – и я не против того, чтобы их постигла та же участь, они лжецы и мошенники. Им нет оправдания.

– Неудивительно, что я пришла к тебе. – Вытирая лицо одной рукой, другой она схватила Кейт. – Из всех мест, куда я могла пойти, из всех людей, к которым я могла обратиться, ты была первой и единственной в списке тех, кого я хотела увидеть.

– Я с тобой до конца. Вы здесь в безопасности, ты и Люк. Никто даже не узнает, что ты здесь, пока ты сама этого не захочешь.

– Кейт. – Голос Дарли задрожал. – Он сказал, что предоставит мне полную опеку над Люком.

Снова покатились слезы. Она схватила еще салфеток.

– Сказал, что считает это справедливым, как будто наш ребенок – разменная монета. Если я дам ему быстрый развод без каких-либо проблем и не разнесу его в прессе, он даст мне полную опеку. У него ведь все равно будет еще один ребенок.

Она знала, что значит быть ненужной родителю, и чувствовала, как ее сердце разрывается, а кровь закипает.

– Послушай меня. Любой, кто может такое сказать, не заслуживает ни одной пролитой слезы.

– Тогда почему ты тоже плачешь?

– Они злые люди. Выше нос, Дарли. Черт возьми, грудь вперед и соглашайся. Соглашайся прямо сейчас и переверни эту страницу. Потому что он не заслуживает тебя и он уж точно не заслуживает этого прекрасного карапуза.

– Я думала, он меня любит, – пробормотала она. – Может, так оно и было в какой-то момент. Я думала, что нашла того, с кем можно разделить жизнь и построить общее будущее. А теперь это просто еще одна скверная голливудская история.

– Ты ее переживешь. А как иначе? Ты уже звонила адвокату?

– По дороге сюда. – Выдохнув, Дарли вытерла лицо. – Потому что ты права насчет того, чтобы принять его предложение и жить дальше. Я хочу, чтобы это было написано его кровью, тогда он сможет получить все, что, черт возьми, захочет. Самое главное – это Люк.

– Это верно. Мы сейчас приготовим вам с Люком что-нибудь поесть, а потом устроим вас у меня. И не сомневайся, мы с Консуэлой еще переругаемся из-за ребенка. И не забывай про моего дедушку. Он сейчас в Нью-Йорке, но вернется через несколько дней.

– Я останусь тебе должна до конца жизни.

– Друзья ничего не должны друзьям. Вот подожди, я еще свожу вас на ранчо.

– И суперсексуальный владелец ранчо. О, Кейт, мы будем тебе мешать.

– Нет, вовсе нет. Тебе понравятся и он, и его семья. И Люк сойдет с ума, когда увидит животных. Я знаю, что он любит собак, – ты говорила, что его первым словом было «собака». У Диллона есть