— Нет… Да… Один раз… Тогда… В ответ на пощёчину. Ударил сюда, — Полина провела пальцем вдоль той линии, которой любовалась Рязанцева. — Сильно. Я упала. Он стал пинать ногами в живот.

Лена сжалась, чувствуя, как перехватило горло. От фобии окончательно избавиться ей так и не удалось.

— После этого я и ушла.

— А как вы с ним познакомились?

— На встрече с одноклассниками.

— Он ваш одноклассник?

— Нет, он пришел с Борькой Косоворотовым. Там многие привели кто жен, кто подруг, ну и началось… Вы же знаете, как проходят такие встречи.

— Не совсем. Я была всего один раз. И закончилось всё не очень хорошо. А как прошла та встреча?

— Ну как обычно. Сначала, конечно, все обращают внимание на внешность и внешний вид. Если человек выглядит моложаво и одет современно и аккуратно, то он молодец. А потом всё сводится к тому, кто сколько зарабатывает, какое имеет жилье, давно ли ремонт сделал, какой унитаз поставил.

— Даже так?

— Так, да. Ну и, конечно, есть ли машина, какая, сколько автомобилей в семье. А потом о детках, у всех же гении, и так далее. Хорошо, что еще время не настало забавные истории о внуках слушать. В общем, ужас, что такое. Не люблю я это всё, но приходится сидеть, слушать и глупо улыбаться. Мне-то похвастаться нечем, к тому времени я ничего не нажила: ни семьи, ни детей, ни денег. Жила с родителями, только поступила в аспирантуру. Я социолог по образованию. И надо ж было так проколоться. Не зря говорят, что самая малая практика во много раз ценнее любой теории. Вот я свою малую практику и получила. Действительно ценный опыт. — Полина печально улыбнулась.

— Так что же произошло на том вечере?

— Ничего особенного. Началась ярмарка тщеславия. Слушать это было приторно.

— А Федоров?

— Вот тут-то он и блеснул своим остроумием. Негромко так. Мы рядом сидели. Он вроде как Борьке говорил, но и мне было слышно. Тогда мне показалось это смешным и не особо злобным. Стала подхихикивать, познакомились. И еще показалось, что возникла симпатия. Это я уже потом поняла — ему просто понравилось, что я смеялась над его шутками, а серьезного ничего там и не было.

— Но он же сделал вам предложение.

— Сделал, да, — снова усмехнулась. — Для того чтобы прикрыть свои извращённые наклонности.

— Это какие? — тут же заинтересовалась Рязанцева.

— Я думаю, там целый букет. Он сделал мне предложение в тот же вечер. С вечеринки мы уходили втроем, ржали всю дорогу над его шуточками. И как-то так получилось… с наскоку… Подвыпившие мы были. Фёдоров всех тупыми обозвал, и только, типа, я одна адекватная и чувство юмора у меня на высоте (это он про то, что я одна его шуточки понимаю), а Борька и говорит: «Вот и женитесь». Фёдоров говорит: «Ну и чё, поженимся». На следующий день они с Борькой приехали ко мне домой и всё так же с шуточками стали сватать. — Полина замолчала, погрузившись с головой в воспоминания.

— А что было дальше?

— В тот же день мы подали заявление, а через месяц расписались, без всякой свадьбы. Пивка выпили в соседней кафешке, вот и вся свадебная церемония.

— Вы про извращения начали…

— А… Ну вот… Пожениться мы поженились, но никакой физической близости у нас так и не случилось.

— Почему?

— Я не могу утверждать, но у меня есть предположение, что Федоров — латентный гомосексуалист.

— С чего вдруг такие подозрения? Вы что-то замечали?

— Ну как вам сказать. Сначала я недоумевала, думала, со мной что не так. Потом появились подозрения, что у него другая есть. Однажды решила за ним проследить… — Полина снова замолчала, погрузившись в себя.

— И что? Вы что-то увидели?

— Да. Увидела.

— Что?

— О боже! Уж лучше б у него была другая! Мне даже противно об этом говорить. В общем, оказалось, что он эксгибиционист.

— Вы из этого сделали вывод, что он скрытый гомосексуалист?

— Не из этого. Но я стала к нему присматриваться, заглянула в ноутбук, открыла историю просмотров. Он не чистил кэш, и это позволило мне узнать его пристрастия. В общем, он смотрел порно определенной направленности, понимаете?

— Кажется, да. Он смотрел порно про геев?

— Да.

— Скажите, Полина, а вы не думали завести собаку?

— Собаку? Нет. Как-то в голову не пришло. А что?

— А как Федоров относился к животным?

— Не знаю, мы никогда не говорили об этом. Мы вообще мало разговаривали.

— А про его родных вы что-нибудь знаете?

— Почти ничего. Он никогда не говорил о них. Когда он мне предложение сделал, я, конечно, поинтересовалась. Он сказал, что родители умерли, а больше у него никого нет.

— А на дачу его вы часто ездили?

— Дачу?.. Я ничего о даче не знаю. А у него была дача?

— Вы можете мне дать телефон этого Бориса?

— Косоворотова? Нет, телефона у меня нет, извините.

— Ничего страшного. Думаю, мы его и сами найдём.

Глава седьмая

Вечер, как морской отлив, который забирает с собой всё, что было днём. Но есть подозрение, что с рассветом прибьет всё заново, а может, ещё и что-то новое. Прибило.

— Рязанцева, есть новости. Говорить? — Волков окинул кабинет беглым взглядом в поисках места, но, несмотря на пустые стулья, прошел к окну и присел на подоконник.

Надо бы смолчать, но у нее особое отношение к окнам. За ними небо, и сегодня небо было необычным. Она долго рассматривала его утром, упираясь руками в подоконник, в который теперь упирался костлявый зад судмедэксперта. Цвет неба был не таким, как всегда, странный какой-то оттенок, розовый, как мясо лосося.

— Слезь с окна и сядь на стул.

— Ох, ты! Какая строгая! А я ведь могу обидеться и уйти. — Сказал, но не двинулся с места, нагло и выжидательно.

Она молчала, смотрела твердо, так что он не выдержал и отошел от окна.

— Какая ты стала…

— Какая?

— Стальная. Помнится, ласточкой тут носилась. Быстро же это с тобой произошло.

— Что это?

— Деформация профессией.

— Ты скажешь наконец, с чем пришёл, или мы так и будем меня обсуждать?

— Тебя интересней.

— Мне нет.

— Ладно, так и быть, скажу. По предварительным данным, останки, те, что в мешке, принадлежат животным, которые были умерщвлены в разное время.

— Удивил. — Лена хмыкнула и опустила глаза в бумаги.

— Ты не поняла. Разница не в день и даже не в месяц, а в несколько лет. Большей части останков лет 15 не меньше. А есть свежие, которым от силы год-два.

Лена вскинула голову и уставилась в окно. Небо, пусть даже цвета лосося, обычно помогало думать. Мешали только облака, они, как бред,