– Вы очень добры, – объявила наконец Джоан Сазерленд. – В этом не было необходимости.

– Не вопрос, – ответил насквозь пропотевший Найл.

А треклятый мистер Сазерленд… Да, он дал Найлу чаевые, сунул ему в руку какую-то купюру, поблагодарил за помощь и наказал пропустить пару стаканчиков. Решив, что разжился десяткой, а то и двадцаткой – или даже полусотенной, – Найл рассыпался в благодарностях, но в лифте обнаружил, что сжимает в кулаке одинокую пятерку. То ли милейшего старика подвело зрение, то ли он слегка отстал от жизни. Или, быть может, оказался прижимистой сволочью.

Из-за «медленной забастовки» французских авиадиспетчеров, повлиявшей почти на всю Европу, рейс задержали на час с лишним. В результате Найл, отогнав такси и проехав на велосипеде очередную милю, причем в горку, – вернулся домой за пятнадцать минут до полуночи. За вычетом стоимости горючего и доли Марка у него осталось пятьдесят фунтов. За пять часов работы. Вернее, пятьдесят пять, если считать чаевые.

Весь вечер Найл периодически звонил Иден, но ее номер оставался недоступен. Со стационарным телефоном то же самое: ноль реакции. Несмотря на это, входя в дом, Найл почти не сомневался, что найдет жену в гостиной, перед телевизором, или наверху, в постели, за просмотром какого-нибудь криминального сериала по «Нетфликсу» или «Амазон прайм».

В гостиной было темно. Сверху не доносилось ни звука. Может, Иден уснула?

«Если рассердилась, пусть себе спит. Утром встанет в нормальном настроении», – с надеждой подумал Найл.

Он поднялся наверх, тихонько ступая по ковровому покрытию на ступенях, чтобы не потревожить Иден; сделал несколько шагов по коридору, остановился у приоткрытой двери в спальню и отворил ее пошире. Тяжелые шторы были задернуты, но, благодаря стоявшему напротив окна уличному фонарю, ночью комнату озаряло легкое оранжевое свечение.

Взгляд Найла упал на постель, аккуратно прибранную и накрытую пуховым одеялом, с пышными подушками и множеством подушечек поменьше, – в том виде, в каком Иден оставила ее утром.

«Ну ладно. Что за игру ты затеяла, родная?»

Несмотря на усталость, Найл чувствовал, что ему определенно надо выпить, а потому спустился на первый этаж, проследовал в чистую современную черно-белую кухню, взял из холодильника бутылку пива и стал искать открывалку в шкафчике, где она обычно обитала, но сегодня, как видно, вышла погулять. Найл выругался. Ну почему Иден никогда не кладет вещи на место? Он открыл другой шкафчик, где хранились терки и прочее кухонное барахло, порылся в нем и вскрикнул от боли.

– Ай, блин!

На указательном пальце остался порез от бритвенно-острой картофелечистки.

– Блин!

На белую мраморную столешницу закапала кровь. Найл присосался к ранке, захлопнул дверцу с автоматическим доводчиком, обвел глазами кухонные тумбочки и обнаружил, что в стойке для ножей не хватает одного, самого большого. Какого черта? Взяла – верни на место! Не то чтобы Найл зацикливался на порядке, но в свободное время любил готовить и старался, чтобы все находилось где надо.

На пол капнула кровь. Найл опять сунул палец в рот, затем схватил бутылку, прижал горлышко к столешнице и хорошенько стукнул правым кулаком по пробке, отчего та отлетела в сторону, а из бутылки пошла пена. Глотнув пива, Найл достал сигареты, зажигалку, закурил, взял из сушилки блюдце – сойдет вместо пепельницы – и сел на высокий табурет у столика для завтраков, стилизованного под барную стойку.

Иден не любила, когда он курил в доме. Да и черт с ней. Если не нравится, пусть придет и сделает ему выговор.

Куда же она подевалась? Не переставая ломать над этим голову, Найл слизнул с пальца каплю крови – на вкус как медь, – встал и подошел к сосновому уэльскому буфету, единственной антикварной вещи на кухне, за стеклянными дверцами которого хранилась лучшая посуда. Он взглянул на фотографию в рамке, сделанную во время медового месяца на Мальдивах, когда с деньгами было попроще. Они с Иден заказали пляжному фотографу несколько снимков, и этот понравился им больше других. Чертовски роскошная Иден в розовом сарафане, дьявольски симпатичный Найл в шортах и темно-синей футболке, и оба, держась за руки, бегут по песку вдоль прибоя. Идеальная пара.

Было дело…

Рядом с фотографией лежала записная книжка в кожаном переплете с золотым тиснением – инициалами Найла и Иден. Кто-то подарил ее на свадьбу, а кто – Найл уже не помнил. Несмотря на глубокие познания в компьютерных технологиях, Иден всегда предпочитала заносить в эту книжку имена и адреса друзей и родственников, а также всевозможных полезных людей.

«А привычка-то оказалась хорошая», – подумал Найл.

Он взял записную книжку, вернулся к столику, сел, затянулся сигаретой, снова глотнул пива и стал листать страницы. Думай, думай…

У Иден было четыре по-настоящему близких подруги. Ближе не бывает. В последнюю пару лет, когда разногласия стали проявляться все чаще, Иден начала настраивать всех четверых против него, и Найл прекрасно об этом знал, потому что не идиот же он, в конце концов. При встрече он всегда чувствовал их отстраненность. Легкий холодок.

Утром, если Иден не объявится, он позвонит по всем четырем номерам. И еще ее матери. Ее сестре. И всем, кому можно позвонить. Но Найл не сомневался, что Иден вот-вот вернется. Пьяная в хлам. И будет просить прощения, как в прошлый раз, когда выкинула подобный фокус.

Он допил пиво, докурил, взял новую бутылку и зажег еще одну сигарету.

Четверть первого.

Иден все нет и нет.

«Где же ты»?

С этой мыслью он отправился спать.

9

2 сентября, понедельник

Найла Патерностера разбудил лязг почтового ящика. Оранжевое свечение уличного фонаря сменилось дневным светом. Яркие полоски вокруг штор обещали погожий день. Найл взглянул на радиочасы у кровати: три минуты восьмого. Принесли утреннюю почту, понял он.

А затем, отгоняя сон, понял кое-что еще.

Справа от него на кровати никого не было. Всю ночь, судя по отсутствию складок на белье.

Он привстал, опираясь спиной на изголовье, схватил телефон и вгляделся в экран. Никаких сообщений. Пара электронных писем: одно с новостного канала, на который Найл был подписан, а второе – реклама, избежавшая спам-фильтра. От Иден ни слова.

Он выскользнул из кровати, прошлепал по коридору и заглянул во вторую комнату, где Иден, бывало, спала после