Глава 36

Шаги на лестнице

В квартире Марии Попельской ничего не изменилось с тех пор, как он покинул ее прошлой ночью. Переступив порог, Валантен бросил взгляд на карманные часы. Было без двадцати двенадцать. Если балерина верно передала ему слова Оврара, ждать оставалось недолго.

Чтобы занять время, он перенес стол и стул в тот угол первой комнаты, который не просматривался от входной двери, и выложил на полированную столешницу фляжку со старым арманьяком, пару наручников и свою трость-шпагу, на которой заранее повернул кольцо под набалдашником так, чтобы можно было быстро выхватить клинок. Особого сопротивления от убийцы инспектор не ожидал, тем не менее, рассудив, что береженого Бог бережет, он достал пистолет и осмотрел спусковой механизм. Это было так называемое дорожное оружие с двумя кремнёвыми замкáми и двумя стволами. Проверяя заряд, инспектор вспомнил, что химические опыты двух исследователей – аптекаря Воклена и врача Бертолле – позволили заменить селитру в составе пороха на более эффективные взрывчатые вещества, такие как фульминат серебра и фульминат ртути, которые называют «гремучими». Их работы также позволили изрядно усовершенствовать ударно-кремнёвый замóк огнестрельного оружия.

Эти мысли вернули его в годы страстного увлечения естественными науками и фармацевтикой. Он подумал о своем давнем наставнике, знаменитом профессоре Пеллетье, первооткрывателе хинина. Этот чудесный человек наверняка пришел бы в ужас, увидев, чем теперь занимается его бывший ученик. Пеллетье всегда надеялся, что Валантен пойдет по его стопам и окажется в одном ряду с великими учеными и благодетелями человечества. Да, ему бы не понравилось узнать, что сейчас блистательный юноша, к которому он питал почти отцовские чувства, занят столь грязной работой – расставляет ловушку, чтобы схватить глубоко порочного человека. Однако закончить это расследование Валантену удалось именно благодаря знаниям, полученным от его прославленного учителя. Он не сомневался, что в скором времени наука станет не менее мощным оружием, чем его стальной клинок и самые совершенные пистолеты, в борьбе с преступностью ради утверждения порядка и справедливости.

Размышляя так, молодой человек поглаживал серебряный бок фляги и в конце концов плеснул себе в отвинченный колпачок, служивший заодно и рюмкой, янтарной жидкости на два пальца. Проглотив залпом выдержанный арманьяк, он прислушался к своим ощущениям от огненной жидкости. Особой склонности к спиртным напиткам Валантен не питал, но порой ему случалось сделать глоток перед столкновением с опасностью. Малая доза алкоголя горячила кровь и обостряла чувства, помогая действовать точно и быстро.

От доносившейся с улицы пронзительной музыки у него слегка кружилась голова. Солнце уже достигло зенита и находилось точно над окном, заливая теплым светом всю комнату. Валантен поднялся и осторожно выглянул из-за занавески. Внизу на тротуаре, прямо напротив окна, стоял шарманщик, тщившийся привлечь побольше публики популярной песней. Инспектор узнал слова «Бедняков» Беранже:

Что за роскошь в барском доме!

А жильцов томит тоска.

Можно спать и на соломе,

Можно есть и из горшка.

Весело живется

Нищим голякам:

Любится, поется.

Слава беднякам! [93]

Он задумался на мгновение об этой апологии скромного существования, и следующая мысль была о том, что истинной причиной всех бед Фердинанда д’Орваля стало его богатство. Некоторое время Валантен неподвижно стоял у окна, наблюдая за кульбитами обезьянки, составлявшей компанию уличному музыканту. Обезьянка в смешных отрепьях была привязана длинной веревкой к шарманке; с кувырками и ужимками она бросалась за каждым проходившим мимо незнакомцем. Одних это забавляло, другие бранились на нее и пытались отогнать пинками – животное уворачивалось с пронзительным визгом и в поисках защиты цеплялось за штаны хозяина.

Когда это зрелище наскучило Валантену, он обнаружил, что уже десять минут первого, и его одолело сомнение: а что, если никто не придет? И хотя логика подсказывала, что он не мог настолько ошибиться, с каждой минутой беспокойство росло. Спустя четверть часа он уже задумался, не было ли с его стороны глупостью так довериться юной польской танцовщице. Откуда у него вообще взялась уверенность, что Мария открыла ему всю правду? А если и так, она ведь могла потом передумать. Возможно, девушка тоже догадалась, от кого Оврар сегодня ждал свою часть добычи, и решила заставить это заинтересованное лицо заплатить ей за важные сведения. В результате означенное заинтересованное лицо, предупрежденное о том, что бродячий артист погиб, а по указанному адресу его наверняка будет ждать полиция, конечно же носа сюда не сунет. Однако в таком случае весьма велика вероятность, что несчастная Мария уже присоединилась к числу жертв убийцы. Учитывая совершённые преступления, этот человек устранил бы ненужного свидетеля без зазрения совести.

Валантен начал упрекать себя в том, что позволил разыграться воображению, и в этот момент из смежной комнаты донесся подозрительный шум. Как будто лязгнуло что-то металлическое. Инспектор тотчас подобрался, схватил со стола трость-шпагу и пистолет, затем на цыпочках приблизился к двери, разделявшей две комнаты. Задержав дыхание, он прижался ухом к створке. Ему почудился за дверью какой-то шорох, словно зашелестела ткань, и он выругал себя за то, что не позаботился тщательно обыскать всю квартиру, как только сюда явился. Возможно, кто-то до его прихода затаился в спальне? В таком случае тот, кто там прячется, не мог не знать о появлении полицейского и, если до сих пор не выдавал своего присутствия, значит, не хотел быть обнаруженным.

Так рассуждал Валантен, и в этот момент в спальне раздался несуразный вопль – странный, нечеловеческий, что-то среднее между плачем голодного младенца и рычанием дикого зверя. Более не колеблясь, полицейский широко распахнул дверь, встав у стены возле проема так, чтобы не подставляться под возможную атаку со стороны обитателя спальни, вскинул пистолет и быстро заглянул в комнату.

Он успел заметить двух бродячих котов, которые до этого дрались за добычу в виде дохлой мыши, но, испуганные внезапным вторжением, бросились наутек – метнулись под кроватью к открытому окну – и были таковы. Валантен со вдохом облегчения вошел и закрыл оконную раму. Ночью он не позаботился это сделать, чем и воспользовались в свое удовольствие местные любители гулять по крышам, судя по многочисленным следам когтей на тюфяке и сильному запаху кошачьей мочи, исходившему от валяющегося на паркете скомканного драного покрывала.

«Бродяги полосатые! Похоже, они тут славно повеселились!» – подумал Валантен, вернувшись за стол и слегка покачиваясь