просыпается. И видит Джека с членом и что я смотрю, а потом видит, что у нее шорты спущены. Видел бы ты ее глаза, папа. Она так испугалась. Ну он наваливается на нее, а она начинает брыкаться и извиваться. Тогда я схватил его и оттащил от нее. А она тут же набрасывается на него, и я пытаюсь остановить драку. Так вот она и расцарапала меня. Наконец, я растаскиваю их. Они успели поправить на себе одежду как раз перед тем, как спустилась Ханна. Мы пытаемся успокоить Иден, да где там. Она все кричит, что заставит заплатить за это, звонит своей маме. Наверное, она подумала, что он ее уже изнасиловал. Делать нечего, мы все просто уходим. Но на улице Джек говорит мне, что я должен вернуться и заткнуть ее.

Казалось, парнишка вот-вот разрыдается.

– А потом что? Кристофер, что случилось потом?

– Я вернулся в дом.

– И?

Парень с яростью вытер слезы.

– Разве недостаточно того, что я только что рассказал? Какой вины тебе еще от меня надо, папа? Просто скажи Кантору, что я признаюсь.

Он встал, подошел к двери и постучал. Почти мгновенно она открылась, и охранник повел его прочь. Кристофер не оглянулся.

Четверг

Элис

Она понятия не имела, придет ли Ханна. Посланное девушке сообщение пометилось как прочитанное, однако ответа так и не поступило. С Ханной это могло означать что угодно. Могло, например, означать: «Хорошо, согласна, встречусь с тобой сегодня в три возле магазинчика замороженных йогуртов, и мы решим все вопросы и снова станем лучшими друзьями». Или же она подразумевала: «Да ты охренела, что ли, мерзкая сука?» Скорее всего, впрочем, молчание попросту означало, что она сама понятия не имеет, явится на встречу или нет. Как-никак, это был стандартный режим функционирования Ханны.

Назначенное место встречи представляло собой обнесенную оградой рощицу возле торгового центра на Сентр. Здесь располагалась лавка замороженных йогуртов и закусочная. Площадка с десятком шестиугольных металлических столиков, почти полностью скрытая плющом, в это время года обычно пустовала, однако именно сегодня сюда принесло ораву трещащих подростков, только что освободившихся из школы. Элис решила оставаться в машине, пока Ханна не покажется. Если покажется.

Не придет – что ж, так тому и быть. Концом света это не станет. Таковой, похоже, и без того уже наступил. Три последних дня воплощали собой адскую пустыню. И без того сраженной откровением Джеффа об оправдывающих Джека записях с камер наблюдения Элис только и оставалось, что беспомощно наблюдать, как одна за другой сыплются дурные вести. Понедельник был ознаменован лавиной интернет-травли. Наибольшей популярностью пользовалось ругательство «шлюха», хотя других тоже хватало. Джефф прислал электронное письмо, в котором подробнейшим образом излагал меры по изгнанию неверной жены из своей жизни. Еще пришло сообщение от Ханны: «Как ты могла?» Единственный, кто не связался с ней, был как раз тот, кого ей только и хотелось услышать.

А потом пришла новость, что в доме Пэрришей застрелили мужчину. Элис тут же решила, что это Мишель. Он погиб, и вина за это целиком лежит на ней. Узнав о трагедии, она рухнула на кровать и пролежала неподвижно целый час. Когда же в конце концов пошевелилась, выяснилось, что убили какого-то местного психа. Боль и паника унялись, но вот чувство вины никуда не делось. Ее посты в «Твиттере» запалили фитиль, и в итоге лишился жизни непричастный бедолага.

После этого Элис, по сути, замуровала себя в номере 217, все еще надеясь, что Мишель с ней свяжется. В довершение ко всему прочему Роман из Саут-Бич опубликовал ее эротические фотографии. По крайней мере, таковые были одиночными, хотя он и упрашивал ее разрешить ему присоединиться. Она много читала о Патрике Нуне. О мужчине с лицом, которое навряд ли когда-либо били кулаками, или оплевывали, или игнорировали. Даже представить невозможно, что коп способен застрелить такого. Согласно новостным сводкам, Нун безостановочно катился по наклонной после смерти от передозировки своей дочери, недавней выпускницы Уолдовской школы. По сети циркулировали два ее снимка. На одном была запечатлена настоящая красотка с озорной улыбкой на миллион долларов. На другом, сделанном при аресте, она представала изнуренной, покрытой пятнами, с пустым взглядом и немытыми спутанными волосами. До и после. Много, много после.

Отслеживала Элис и воскрешение Джека Пэрриша. Волны обвинений, окатывавшие его все выходные, отступили. Теперь он представал жертвой: невинный мальчик, едва не отданный на заклание клеветническими постами. Изменение погоды на море отразилось и в ведущих изданиях, публицисты которых уже подавали случай Джека как весьма поучительный – например, в аналитической статье в «Глоуб» историю называли наглядной иллюстрацией опасностей, что несут в себе соцсети.

А в довершение поползли слухи, что Кристофер Махун собирается признать себя виновным. Очевидно, обвинение смягчалось до непреднамеренного убийства. Слушания были назначены на пятницу. Общественность пребывала в уверенности, что к следующим выходным ужасная история закончится.

Тогда-то Элис и решила покинуть город. Каким бы роскошным ни являлся шведский стол «Хилтона», настало время двигать дальше. Она уедет и все забудет. Кишка у нее тонка для этого пригородного заповедника. Слишком многим приходится жертвовать. Подрезание неровных краев представляется самой уместной тактикой, пока не оказываешься гладким, скучным и мертвым, как прибрежная галька, и не приходит понимание, что именно из-за этих неровных краев ты и вылезаешь по утрам из постели.

Итак, курс на Нью-Йорк. На вечеринку она заявится поздновато, но она еще вполне ничего – по большей части. И теперь у нее будут деньги. Не все пятьдесят процентов, но Джефф, настроенный избавиться от нее раз и навсегда, выложит сумму вполне достаточную, чтобы хватило на обозримое будущее. И она наконец-то будет свободна от своих романтических иллюзий. Поискам безупречного мужчины положен конец. Потому что она уже нашла его – и только поглядите, к чему это ее привело.

Затем Элис получила сообщение от Мишеля. Как раз когда она собирала вещи. «Нужно поговорить». Она ответила, что пока еще в городе, и тот уведомил, что уже в пути. На какой-то момент женщина потешила себя надеждой, что Мишель хочет примирения. Любовь все победила. Но это был самообман. Ведь она разрушила человеку жизнь. Не будет никаких поцелуев и примирений.

Раздался негромкий стук в дверь, и вот он и у нее. Выглядел бывший любовник ужасно. Глаза красные, кожа бледная. Обычно безукоризненные волосы взлохмачены, обычно идеальная рубашка помята и заляпана кофе. Мишель избегал ее взгляда. Ей так хотелось обнять его, но