что он хочет дать мне возможность побыть наедине с друзьями. 
Мы проболтали несколько часов, сидя на диване. Они в ужасе слушали мой рассказ. Лайам все время обнимал меня, не снимая руку с моих плеч, а Тами сидела напротив, ни на минуту не выпуская моей руки.
 Как же я их любила… Они и были моей настоящей семьей.
 – Мы сразу поняли, что надвигается что-то ужасное, как только увидели тебя на твоем дне рождения, – сказала Тами, глядя на меня синими глазами, огромными, как блюдца.
 – Невозможно, чтобы ты встречалась с таким мерзким типом, – сказал Лайам, глядя мне в глаза. – Он тебе совершенно не подходил, и у тебя был потерянный взгляд. Я рад, что в твои глаза вернулся прежний свет.
 С дурацкой улыбкой я поцеловала его в щеку.
 Мы болтали, пока через три часа не вернулся Себастьян с Рико на поводке.
 – Он устал, пришлось взять его на руки, представляешь? – сказал Себастьян, бросая пса на диван и садясь напротив нас.
 Тогда Лайам встал и подошел к нему.
 – Спасибо за все, что ты сделал для нее, Себастьян, – сказал он, протягивая руку. – Прошу прощения за то, что сначала вел себя с тобой как придурок.
 Себастьян пожал ему руку и улыбнулся, напустив на себя важный вид.
 – Вести себя как придурок – в твоей природе, так что не стоит с этим бороться.
 Все рассмеялись, но я заметила в глазах Тами легкую печаль, и это меня обеспокоило.
 Мы вчетвером поужинали пиццей, после чего моя подруга встала и засунула руки в карманы белого платья.
 – Мне пора, – сказала она, стараясь не смотреть на Лайама и встретилась с ним взглядом лишь на несколько секунд. – Завтра я возвращаюсь в Лондон.
 – Тами, когда ты решила вернуться? – спросила я, не в силах поверить, что она и правда уезжает. – Ты же никогда не любила Лондон.
 – Там мое место, – ответила она, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в щеку.
 Я посмотрела на Лайама, не сводившего с нее глаз, и почувствовала укол в сердце.
 Эти двое должны быть вместе. Разве они не чувствуют того же, что все мы, когда видим, как они смотрят друг на друга?
 – Тамара… – сказал Лайам, и она остановилась в дверях. Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь называл ее полным именем. – Прошу тебя, не уезжай, – взмолился мой друг, бросаясь за ней вдогонку.
 Испуганная и печальная Тами отступила на шаг.
 – Мы же об этом уже говорили.
 – Мне плевать, говорили мы об этом или нет, – воскликнул Лайам, догнав ее и взяв ее лицо в ладони. – Умоляю, останься со мной. Не уезжай.
 Тами покачала головой, и в глазах у нее заблестели слезы.
 Я ничего не понимала. Что между ними произошло?
 Лайам покачал головой и отпустил ее, отступив на два шага.
 – Ты поступаешь несправедливо, – сердито заявил Лайам. – Если ты сейчас уедешь, можешь больше не возвращаться. Не возвращайся, потому что я больше не буду тебя ждать.
 Мы с Себастьяном переглянулись – он явно сожалел об увиденном так же, как и я… и тоже, кажется, что-то скрывал.
 Он знает, что происходит?
 Тами печально улыбнулась.
 – Я никогда не просила ждать меня, Лайам, – сказала она, открывая дверь и поворачиваясь ко мне. – Я рада, что ты спаслась, Марфиль. Я люблю тебя. Прощай…
 И ушла.
 Лайам рухнул на диван и зарыдал, совершенно убитый.
 – Лайам…
 Он покачал головой и выругался.
 – Ничего не понимаю, – сказал он, проводя рукой по лицу. – Я знаю, она что-то скрывает. Знаю, что она не хочет говорить о чем-то со мной, опасаясь моей реакции. Может быть, ты что-то знаешь? Помнишь, что с ней случилось в детстве? Что-то такое, из-за чего она теперь так себя ведет?
 Я покачала головой, стараясь вспомнить.
 – Когда мы учились в девятом классе, она заболела. Несколько месяцев не ходила в школу, а когда вернулась… Она уже не была прежней.
 Лайам посмотрел на меня в упор.
 – В каком смысле не была прежней?
 Я пожала плечами.
 – Даже не знаю. Она изменилась. Я пыталась поговорить с ней, но она замкнулась в себе. Несколько месяцев не хотела ни с кем разговаривать, и в конце концов мы просто оставили все как есть.
 До Лайама потихоньку начало доходить. Он явно хотел остаться еще на пару часов, чтобы вытянуть из меня все, что я помню, но посмотрел на Себастьяна, на мое лицо в ссадинах и понял, что я тоже устала. Я поговорю с Тами, а потом с ним, постараюсь им помочь, если это в моих силах.
 Лайам посидел с нами еще недолго, но в конце концов все же ушел. На прощание он протянул руку Себастьяну, а затем крепко обнял меня, развернув к себе, как всегда.
 – Будь осторожна, прошу тебя, – сказал он, целуя меня в голову. – Не доставляй нам еще больше хлопот, ладно?
 Я кивнула. Мне было невыносимо видеть его таким печальным.
 Когда мы остались одни, я повернулась к Себастьяну.
 – Ты что-то знаешь, – обвинила его я, ткнув в него пальцем.
 Себастьян покачал головой.
 – Я знаю то же, что и ты, – ответил он, привлекая меня к себе и крепко обнимая.
 – Врун, – выдохнула я ему в рубашку.
 – Когда-нибудь мы узнаем все из уст самой Тами, не раньше.
 И я поняла, что он хочет сказать. Нельзя никого принуждать в чем-то признаться, если человек не готов.
 Всему свое время.
 Мы с Себастьяном легли довольно поздно, и, глядя на небоскребы из своего пентхауса, я поняла, что наконец-то вернулась к нормальной жизни.
 Но что считать нормальной жизнью?
 Спать в своей постели? Готовить на нашей кухне? Ходить в кино по средам? Общаться с людьми, которых мы всегда любили? Может, нормально желать чего-то большего?
 Я посмотрела на крепко спавшего рядом Себастьяна.
 Нормальность казалась мне скучной.
 Я выбралась из постели и пошла в ванную. Наполнила стакан водой и вернулась к Себастьяну, спавшему беспробудным сном.
 С улыбкой вылила воду ему на лицо и разбудила.
 Он схватил меня за руку и бросил на кровать.
 – Ты что вытворяешь?
 Я рассмеялась.
 – За мной должок, ты помнишь? – спросила я, попытавшись вырваться. – Я хочу продолжить тренировки, хочу продолжать борьбу. Хочу развиваться. Хочу стать лучше!
 – И ты полагаешь, что четыре утра – самое подходящее для этого время?
 – А ты можешь придумать лучшее занятие в четыре утра? – тут же ответила я.
 – Как насчет того, чтобы поспать?
 – Я ждала другого ответа.
 – Ты неисправима, – сказал он, обнимая меня за затылок.
 – Это тоже не ответ…
 И тут его губы впились в мои,