Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 96

– Мне нужно подать запрос в министерство образования, чтобы узнать имена всех, кто побывал в этих стенах?

– Тогда вы получите только имена преподавателей, но не лечащего персонала. Почему бы вам просто не посмотреть архивы?

Людивина прямо расплылась в улыбке.

– Натали, ведь так вас зовут? – сказала она, увидев имя на бейдже. – Теперь вы мой лучший друг! А вы покажете, где архивы?

* * *

Людивина сцепила руки и как можно дальше вытянула их над головой. Затрещали позвонки, заныл затылок.

Все тело затекло: она просидела три часа, роясь в картонных коробках, среди пыльных полок, в глухом, пахнущем сыростью подвале.

Лампочки, освещавшие подземное помещение, мигали из-за перебоев в электроэнергии, и чтение то и дело прерывалось.

Она переписала имена всех учителей и медицинских работников, которые прошли через «Буа-Ларрис» за последние десять лет. Все тщательно сохранялось; ей оставалось только найти нужные ящики и просмотреть реестры один за другим, потом отложить их в сторону и опечатать официальной сургучной печатью.

Людивина с удовольствием бы сделала перерыв и вышла наверх, подышать воздухом, но работы оставалось совсем немного. Только 2000 и 2001 годы. Хорошо бы, конечно, передохнуть, но лучше закончить, а потом уже выйти.

Архив занимал анфиладу из нескольких подвальных помещений: три сводчатые комнаты, соединенные открытым проходом, выложенным красным кирпичом.

Натали показала ей, где размещаются документы, относящиеся к персоналу, и жандарм сразу же приступила к поискам, не теряя времени на осмотр остального хранилища. Теперь, когда поставленная задача была почти выполнена, в ней проснулось любопытство. Она дошла до конца аллеи из стеллажей и удивилась открывшемуся богатству.

Каждая из трех комнат, казалось, ломилась от стеллажей с деловыми папками, коробками и ящиками, все они были того же типа, что и те, с которыми она работала.

Людивина переходила из одного помещения в другое.

Вдруг она почувствовала какое-то смутное беспокойство и даже несколько раз оглянулась через плечо, чтобы убедиться, что никто не идет следом. Вот уже несколько минут ей чудилось, что она не одна.

Расслабься, переключись на что-то другое, это все нервы. Сама себя накручиваешь.

Людивина не спеша переходила из одного коридора в другой, успокаивая себя тем, что они совершенно прямы. «Если бы кто-то решил устроить тут игры, он построил бы какой-нибудь запутанный лабиринт», – подумала она. Обстановка к этому вполне располагала.

Сколько судеб хранили эти полки? Сколько документов – медицинских карт, отчетов об успеваемости, об успехах и неудачах и сколько характеристик, иногда ставящих крест на человеке?

Но что же привлекло здесь убийц? Почему у них возникла неодолимая потребность пометить эту территорию как собственную? Чтобы наметить следующую мишень – детей, как она подумала? Теперь Людивина в этом сильно сомневалась. Сотрудники вообще не имели судимостей, и вряд ли какой-либо человек мог служить делу *е, не имея криминального прошлого, которое бы расположило его к этой теории и к подобным «ценностям».

Тогда как объяснить? Микелис, конечно, прав, убийца или убийцы действовали импульсивно, у них была потребность в самовыражении, позыв оказался сильнее разума. Это их место.

Оно принадлежит *е.

Что же такого важного для них скрывала больница «Буа-Ларрис»?

Может, информация кроется где-то здесь, в архивах учреждения? Людивина подняла голову. Она дошла до самого конца подвала и оказалась перед старыми железными шкафчиками с выцветшими, стертыми этикетками. Их было с десяток.

Лампочки замигали с тихим треском.

Когда свет восстановился, молодая женщина провела рукой по крышке одного из ящичков, чтобы стереть пыль, и на поверхности проступили коричневые знаки.

Это был символ.

Свастика, потускневшая от времени.

Людивина быстро отдернула руку, словно напроказившая девочка, и обернулась проверить, не видел ли кто.

Ей постоянно казалось, что кто-то за ней шпионит.

Вокруг раздавались какие-то странные звуки. Неуловимые шорохи, скрипы. Людивина выглянула из-за стеллажа в центральный проход, но и там ничего не увидела.

Тогда она вернулась к зловещим ящикам.

Ухватила один и потянула к себе.

Тяжелый. Набит до отказа.

Свастика не оставляла сомнений в происхождении и эпохе создания хранимых в ящике документов. Людивина заколебалась. Если здесь, как утверждают, творились такие ужасы, то, может, не стоит ворошить прошлое?

Молодая женщина провела пальцем по линиям свастики.

Где-то вдалеке снова послышался скрип.

На этот раз Людивина сунула руку под куртку и схватила рукоятку «зиг-зауэра».

Ты что, свихнулась? – тут же приструнила она себя.

Даже если кто-то за ней следил, не стоило сразу выхватывать оружие.

– Кто здесь? – спросила она на удивление твердым голосом.

В конце вереницы стеллажей шевельнулась тень, и вышла женщина. Маленькая, хрупкая, в очках с толстыми стеклами, в мешковатом костюме и с немодной завивкой. Однако лицо у женщины было суровое.

– Я директор этого заведения, мадам Юбар.

– А я следователь жандармерии…

– Я знаю, кто вы, Натали мне сказала. Вы нашли то, что искали?

– Да, нашла.

Как долго она там стояла, наблюдая за ней? Чего она опасалась?

Еще одна контролерша, которая всюду сует свой нос!

Взгляд директрисы упал на коробку в руках Людивины.

– Что это? – спросила она. – Вряд ли это имеет отношения к вашему расследованию.

Людивина терпеть не могла, когда с ней говорят таким тоном. И ответила:

– А вот это решать мне.

– Это все, что осталось от архивов немецких оккупантов, – вздохнула директриса с нескрываемым раздражением.

– Времен «Лебенсборна»?

– Я вижу, вы в курсе. Та часть истории «Буа-Ларриса», о которой мы здесь предпочитаем не вспоминать. Сегодня мы представляем собой нечто большее.

– Я думала, от той эпохи почти не осталось следов…

– Вы верно сказали – «почти». Остались эти коробки. Все остальное немцы уничтожили перед отступлением.

– А почему эти не уничтожили?

– Забыли. Думаю, они хранились отдельно, в шкафу, который они пропустили. Усадьба большая, здесь много укромных уголков.

– Что хранится в ящиках?

– Имена, которым не место вне этих стен.

Она произнесла эти слова очень сухо, почти угрожающе. Ее черные глазки смотрели на молодую женщину с вызовом.

– Знаете, до нацистов евгенику массово практиковали американцы, – продолжала директриса. – В двадцатых и тридцатых годах они увлекались «улучшением расы» и проводили широкомасштабные кампании по стерилизации, дабы ограничить число «умственно неполноценных». Стерилизацию проводили довольно широко, среди «бедных», из-за которых человечеству будто бы грозило вырождение, и, конечно же, иностранцев! Точных данных о количестве совершенных операций нет, но поговаривают, что им подверглись порядка шестидесяти тысяч человек, а возможно, и гораздо больше. Соединенные Штаты предпочли забыть эту мрачную страницу своей истории, особенно после того безумия, которое вскоре устроили нацисты. Некоторые американские ученые даже теоретически

Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 96