Когда мы сняли Гоу-Гоу, Скрэппи уже сидела в кабине фронтального погрузчика и заводила его. Тэг, продемонстрировав ловкость горного козла, запрыгнул к ней через открытую дверцу.

– Погоняем? – Я едва расслышал голос Скрэппи за ревом мотора, не говоря уже о реве в моей голове: боль в ней была похожа на непрекращающуюся лавину.

Нам пришлось потрудиться, чтобы затащить наверх толстую задницу Гоу-Гоу. Наручники заметно затрудняли его способности к скалолазанию.

Всем внутри кабины было тесно, так что в итоге Феликс остался стоять, держась за железную рамку двери. Я взглянул на Тэга, сидевшего между мной и Скрэппи. Его морда была перемазана кровью.

– Этот малыш еще полон сил, – сказала Скрэппи.

– Тогда поехали, – сказал Гоу-Гоу.

Я оглянулся на Болта. Он полз в сторону главного входа и внедорожника. Мертвая одноногая черепаха с грыжей и то двигалась бы быстрее.

Мистер Биггс наконец понял, что его приятель Ковбой превратился в кровавое месиво из костей и отслаивающегося мяса. Он оскалился. И, отпустив то, что осталось от Ковбоя, направился к нам, опираясь на костяшки пальцев.

– Ой-ой, – произнес я.

Скрэппи вела погрузчик к задней двери курятника, но, глянув через плечо, поняла, что Мистер Биггс настигнет нас в считаные мгновения, и ловко развернулась. Мне и в голову не приходило, что громоздкая машина способна на такие маневры, но, похоже, в руках Скрэппи она бы еще и села, и лапку подала.

– Классная подвеска, – похвалила Скрэппи. – Отличный отвал, сертифицированный убийца обезьян.

Она повела погрузчик прямо на Мистера Биггса. Тот вскочил на ноги и ухватился за отвал. Скрэппи подняла нож отвала и грохнула им об землю, но я видел, что темные пальцы Мистера Биггса все еще сжимают его верхнюю кромку. Затем над ней вынырнула голова шимпанзе.

– Пора размазать одну мартышку, – сказала Скрэппи.

Она вновь развернула машину и направилась прямиком к стене курятника. Мертвые куры, загоны и стена – все разом рухнуло, когда она врезалась в стену отвалом с Мистером Биггсом на нем. Раздался треск дерева и ужасный скрежет, и в следующее мгновение мы выкатились под свет луны и мачт освещения. Мистер Биггс все еще цеплялся за отвал. Он снова силился перелезть через него.

– А он упорный, а? – заметила Скрэппи.

Тэг начал вставать. Мне кажется, пес решил, что сможет по воздуху перенестись к отвалу и впиться Мистеру Биггсу в физиономию. Но как бы ни был опасен Тэг, Мистер Биггс был опаснее. Он был злобным и сильным, и в ноздрях у него стоял запах крови. Он готов был разорвать на части все, что встретилось бы ему на пути.

Скрэппи начала бить отвалом о землю. Вверх – вниз – удар, снова вверх и удар. Но Мистер Биггс держался крепко и сдаваться не собирался.

Мы подъехали к сомовьему пруду, по-прежнему сиявшему, как огромная яма, полная ртути.

– Приготовьтесь искупаться, – сказала Скрэппи.

Погрузчик ускорился и влетел в воду. Мистер Биггс не разжал пальцы, хотя глаза его стали широкими, как блюдца, а раскрытый рот, казалось, был полон блестящих от воды штык-ножей.

За нашими спинами оглушительно рвануло. Ночь озарилась, как на рождественский парад. Сзади что-то трещало и рвалось, огонь облизал наши спины, перевернул и швырнул куда-то вниз. Сперва был нестерпимый жар, потом пришло краткое ощущение невесомости, когда мы летели, а затем шмякнулись о поверхность пруда с такой силой, что вода обрушилась на нас и вышибла всех из кабины. Я видел в водовороте Гоу-Гоу, видел Тэга, а потом и меня потянуло было ко дну, но мое пальто зацепилось за что-то на погрузчике.

Подняв голову, я увидел, как огонь катится, танцуя, по поверхности воды. Я посмотрел вниз. Полыхало так ярко, что толща воды просматривалась до самого дна.

Вместе с машиной и Мистером Биггсом я шел вниз. Нож отвала ударился о дно пруда и прижал к нему шимпанзе. Со дна взметнулось облако ила. Мне казалось, что мой мозг вот-вот выдавит из макушки. Пальто порвалось, и я быстро начал всплывать.

Пламя, пронесшееся над прудом, по-видимому, выдохлось.

Откуда ни возьмись рядом появилась Скрэппи. Она крепко держала меня за воротник.

Когда мы вынырнули на поверхность, я начал жадно хватать ртом воздух, но тут же резко замер, услышав голос Скрэппи:

– Аллигатор.

И действительно, довольно крупная особь проплыла мимо нас, словно мы – не более чем покачивающиеся на поверхности бревна. Затем он нырнул. Я предположил, что на ужин рептилия предпочитала мясо шимпанзе.

Скрэппи немного протащила меня на буксире, затем я собрался с силами и начал загребать сам. Плаваю я как житель пустыни, и на берегу пруда мы очутились почти одновременно. Там уже поджидал вымокший до нитки Феликс – он выволок нас на берег одного за другим, сделав это с такой легкостью, будто мы – всего лишь пятифунтовые мешки с сахаром.

Тэг стоял на берегу и энергично отряхивался.

На месте всех строений комплекса, включая бараки с людьми, остались лишь дымящиеся бревна и почерневшие фундаменты.

Помимо всего прочего, огонь добрался до леса. Даже с такого расстояния мы слышали, как трещит кора горящих сосен и шипит зеленая хвоя. Но мощь пламени уже сникла.

Феликс повернулся и посмотрел на воду. Мы посмотрели тоже. Тянувшиеся над поверхностью пруда ленты дыма постепенно таяли. Воду покрывал мусор. В самом центре пруда плавала красная ковбойская шляпа Мистера Биггса.

– А где Гоу-Гоу? – спросил Феликс.

– В наручниках плавать трудно, – ответил я.

– Надеюсь, этот проклятый Мистер Биггс утоп, – сказал Феликс.

– Утоп или нет, но одна большая рептилия сегодня сытно отужинает, – сказал я.

– Бон аппетит, – подытожила Скрэппи.

59

– Что-то мне худо, – простонал я, обхватив руками не на шутку разболевшуюся голову. Затем ощутил легкое головокружение, как говорят герои в старых викторианских романах, и тут же полетел вверх тормашками в пустоту.

Проснулся я лежа на заднем сиденье «приуса». Тэг лизал мне лицо. Это было приятно. Его дыхание отдавало испорченным гамбургером, но мне было все равно.

Я закрыл глаза, а пес продолжил меня облизывать. Я снова провалился в сон.

* * *

В больнице царили запахи дезинфекции, калоприемников и пота. Я разлепил глаза. Наверное, сам Гелиос, катая на своей колеснице солнце, не видывал столь яркого света. Меня одолела такая слабость, что поднять руку казалось усилием, достойным