— Спасибо, мадам. Обойдемся, — хмыкнул Клавдий. — О себе лучше побеспокойтесь.

— Мама, а тест кровавый? — тихо спросил Иннокентий.

— Завтра утром сам поедешь в клинику и сдашь наши общие образцы на повторный тест. — Нюта медленно перевела на него взор. — Но сначала попросишь у нас с отцом на коленях прощения за воровство. И останешься сегодня здесь ночевать.

— Меня в Хамовниках ждут.

— Ты глухой, Кеша? Останешься сегодня ночевать у нас. Завтра с утра сам, один, посетишь клинику с нашими семейными образцами. Сам поставишь точку. Я сейчас еще немного полежу… отдохну… потом встану и тебя перевяжу. Обработаю ладонь. А то можно нарваться на опасную инфекцию.

— Спасибо, при случае мы воспользуемся вашей помощью, — сказал Нюте Макар.

Он уже не только поражался, но восхищался ею. В грязной шелковой пижаме, всклокоченная, больная и обессиленная после всех трагических перипетий, она все равно вела себя подобно царице — матке домашнего улья. Один взмах ее ресниц — и они все, сынок, муженек, даже они с угрюмым Клавдием, подчинялись ей.

Почти танцевали вокруг нее контраданс.

Глава 26. Чаши весов

— Мы вновь у разбитого корыта, — вынес вердикт Вениамин Лейберман. — Никогда не было, и вот — опять!

Макар написал ему мейл — «отчет о проделанной работе», когда они среди ночи вернулись в дом на озере измотанные, усталые, расстроенные очередной неудачей. Послание вышло сбивчивым, Лейберман прочел его в пять утра и ответил: «Подробности при личной встрече».

Он нагрянул к ним в девять с собственными новостями. Совещаться ушли из дома на берег озера, дабы не мешать утреннему распорядку Веры Павловны и детей. Макар и Клавдий рассказали Вениамину все.

— Дела… Как сажа бела. Но у следователя они не лучше, — известил Лейберман. — Мы — защита и обвинение — сейчас словно на весах Фемиды качаемся: чья чашка перетянет.

— Сколько суток административного ареста дали Маше? — глухо спросил Клавдий.

— Пять. — Вениамин помассировал пальцами глаза, красные от недосыпа. — Обвинение просило вообще десять. Я попер танком на судью, взывал к его мудрости: мол, запросите материалы уголовного дела, по которому изначально была задержана моя подзащитная (пусть это и не совсем законный ход, но я ставил на его человеческое любопытство). В деле же существенная нестыковка между показаниями главного свидетеля обвинения и результатами вскрытия трупа жертвы! В деле форменная дыра! И имеются все основания для освобождения моей подзащитной из-под стражи. Административный арест в данной ситуации становится вопиющим инструментом давления. И за него ведь кому-то придется отвечать, когда подтвердится полная невиновность Марии Гольцовой. Судья мне вяло возражал, мол рассматривается конкретное нарушение административного законодательства, прочие материалы к делу не относятся. Но принял к сведению мои пассажи. И назначил Марии срок по минимуму. Я сразу обжаловал решение. В можайском СИЗО Мария больше находиться не будет, ее этапируют сегодня утром обратно в ИВС в Гавриково, к подполковнику Лейкину под крыло. Он уже уверился в ее невиновности. И в обиду ее не даст. На него можно положиться. У меня разрешение на ее посещение. Надо ей сейчас опять вещи собрать, свежее белье, я передам.

— Если бы Иван Матвеев оказался убийцей брата, Маша сегодня же вышла бы из тюрьмы, — изрек Макар. — Но нам не везет! Все ведь вчера вроде сошлось, все концы связались и…

— Следак, между прочим, занервничал, — хмыкнул Вениамин. — Вчера после суда позвонил мне сам. И осторожно закинул удочку: есть ли у меня, адвоката, факты, указывающие на непричастность моей подзащитной к убийству Дмитрия Матвеева? Мол, он их охотно приобщит к делу и рассмотрит. А? Каково? Раскрыли бы вы вчера тайну железнодорожного тупика, я бы ему и преподнес на блюдечке с голубой каемочкой истинного убийцу. А теперь нам остается лишь одно — опять начинать все сначала.

— Несмотря на фиаско, знаем мы уже немало: во-первых, убийство Дмитрия никак не связано с семейными перипетиями Матвеевых…

— Заточил мужик жену в подвал, привязал на собачий поводок, а она проглотила обиду. — Вениамин покачал головой. — Изумляюсь я теткам порой. Истинно страстотерпцы!

— У супругов Матвеевых все сложнее, — возразил Макар. — В полицию доносить на мужа-агрессора она точно не побежит. Да и он-то… ревел белугой вчера перед ней…

— Когда Безносая с косой в очи глянет — заскулишь, — хмыкнул Вениамин. — Он, по вашим словам, сдрейфил, что уморил ее в подвале.

— А она, чуть оклемалась, моментально начала им повелевать, — вставил Клавдий.

— Значит, вы с ними разобрались. Поверили им, что Иван не убийца брата. И сынок их, Иннокентий, тоже ни при чем. Кто же тогда причинил Дмитрию Матвееву тяжкие телесные повреждения, опасные для жизни, а затем оттащил его на рельсы, доведя до завершения свой преступный умысел? — Вениамин — истинный адвокат — изъяснялся точными, но сложными для обывательского слуха процессуальными формулировками.

Макар это про себя отметил.

— Во-вторых… — продолжил он перечислять. — Гибель Матвеева не связана с убийством и ограблением его соседки Акакиевой. В результате у нас вырисовывается нечто третье.

— Где третье, там и пятое-десятое. — Вениамин глянул на часы.

— Фигурант или событие, на которое мы с Клавой изначально не обратили внимания. Или же просто упустили из виду, — терпеливо пояснил Макар. — Или вообще неизвестная нам пока константа.

— Так шевелитесь, разбирайтесь, у нас всего-то пять дней, — распорядился Вениамин.

— Самое ужасное, Дзига: у нас отпали главные составляющие и наиболее логичные объемные версии. Отсеклись в качестве подозреваемых родственники Матвеева, все их осиное гнездо. И сброшена со счетов соседка-чиновница с ее домашним адом. Что в остатке?

Макар запнулся. Они все хранили молчание.

— Ладно, братаны, я в Гавриково к Лейкину и потом, когда Марию этапируют, в ИВС к ней. Мне ее надо настроить по-боевому, — спохватился Вениамин.

— Скажи ей, Дзига, Лидочка и Августа по ней очень скучают, — вздохнул Макар. — Александерчик вообще в горькой печали. Даже не полдничает.

— Хорошо. Клава…

— Да? — Клавдий взглянул в глаза Вениамину. Прозорливый Дзига все без слов сечет!

— А что ей от вас лично передать?

Клавдий молчал. Снова просить прощения у Золушки за финты Принца в ходе вальса? Макар его идиотом за это, помнится, окрестил. Заверять: «Я вас спасу»… Но они все — и Макар, и Вениамин Лейберман — из кожи вон лезут, зачем себе приписывать общие устремления? Обещать Маше несбыточное? Лгать, ободряя ее?

Пауза.

— Ладно, — смилостивился над ним Вениамин. — Я ей от вас гонцом доставлю горячий привет.

Они вернулись в дом с озера, и Вениамин вместе с Верой Павловной занялся отбором Машиных вещей. Давал советы: продукты, нехитрые лакомства типа шоколада можно передать арестованной по административной статье, книжку — любовный роман,