Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 91
естественно, является запрет на употребление крови. Отсюда правила кашрута, запрещающие кровь. Чтобы не соблазнялись. Потом запретили всякое мясо, по вкусу напоминающее человеческое, свинину особенно…
— А ты сравнивал? — заинтересовался Олег. — Хотя да, в этих командировках…
— Кстати, кровавый навет на самом деле не совсем навет, — вступил Липкин. — Некоторые евреи возвращаются к вампиризму. Но их карают свои же. Тайная еврейская организация. Которая с вампирами борется.
— И эта борьба ведется веками, — вклинилась Шаланда. — Тут еще католики при чем. Христиане же причащаются, а истинное причастие — это кровь. Всякие там епископы, тайные ритуалы, вот это вот все… понимаете?
Притихший зал ответил разнородным гулом.
— А в этой самой лаборатории разрабатывали средство против вампиризма, вызывающее аллергию на свежую кровь… — начал было Цыплак.
— Все, все понятно, — перебил Дэвов. — Добро в итоге победит? В смысле — правильные хорошие евреи?
— Если дослушаете, — ответил Цыплак.
— Не, уже не нужно, — Олесь показал всем планшет с цифрами. — Телезрители проголосовали. Шестьдесят два процента считают, что вы с идеей справились.
— Смазанно получилось, — снедовольничала Шаланда. — Я такой сюжет придумала, самой понравилось.
— Все-все-все, проехали, — распорядился Олесь. — Ну что, приступим к настоящей работе?
Стало тихо. Третье задание обычно бывало действительно трудным.
Поднялся Лука. Посмотрел в камеру, потом на присутствующих.
— Огласить задание доверяем Юрию Михайловичу Семитскому! — объявил он и сел.
— Кажется, я знаю, — пробормотал Липкин.
Юрий Михайлович был известной легендой фэндома. Начинал он еще в прошлом тысячелетии как участник клуба любителей фантастики. Потом он создал издательство с не вполне приличным названием ТП, издававшее всякую всячинку. Но настоящая слава пришла к нему с той поры, когда сам Дозоренко — он тогда еще что-то писал — в одном из своих романов прихлопнул персонажа с фамилией то ли Семеницкий, то ли Семесский. Семитский решил, что речь идет о нем, но не обиделся, а взял с Луки обещание убивать его во всех романах. Лука пообещал — и слово свое сдержал. Вслед за ним убивать Семитского начали все кому не лень, самыми изощренными способами. Его сжигали лазерами, варили заживо в кипятке, отдавали на растерзание птеродактилям, извлекали из него мозг, чтобы убить отдельно, делали его бессмертным и убивали многократно, а также засовывали его в прошлое и в будущее, чтобы убить его копьем Батыя или световым мечом Скайуокера. В общем, над ним издевались, как только могли — а слава его росла и росла. В настоящее время он заведовал издательскими делами Дозоренко.
Семитский поднялся, огладил аккуратную бороденку, выдержал паузу.
— Итак, третье задание! — объявил он. — Короткий рассказ. Убийство Семитского. Оригинальным способом. Не имевшим аналогов в русскоязычной литературе. Максимальный объем — сто двадцать слов, не считая предлогов и прочей хрени. Все.
— Епрст, — тихо выдохнул Цыплак. — Это пипец.
— Может, заморозить его? — предложила Шаланда для затравки. — Или запечь в кляре?
— Потоком античастиц хлопнуть, — предложил Липкин.
— Способом, не имеющим аналогов, — напомнил Кандыба. — Слушайте, а он от старости когда-нибудь помирал?
— Убить же, — напомнила Шаланда.
— Так я и говорю! Запихнуть в какую-нибудь капсулу с ускоренным временем, он там всю жизнь проживет… черт, у Дяченко было.
— А если время пустить наоборот? Ну, типа, в младенца и дальше? В сперматозоид его? — предложил Цыплак.
— Зина, запиши, — распорядился Липкин. — Так, в черную дыру бросать не будем, это пошло… А, кстати, двойники? Сделать ему двойника, и пусть они друг друга убивают?
— У Олдей было, — вздохнула Шаланда. — А если переместить его разум в какую-нибудь старушку с неизлечимой онкологией?
— Было у Макса Фрая, — вздохнул Липкин, не любивший Макса Фрая. — А, вот: сделать ему аллергию на воздух. Или на воду. Или… как там у тебя было — на кровь? Вот, на кровь. На собственную.
— Во-первых, чушь, а во-вторых, у Дозоренко в «Митохондрии» было. Хотя там у героя на соль и сахар аллергия. Но все равно не оригинально…
Время шло, участники игры бормотали. Зрители нервничали. Олесь демонстративно пил гранатовый сок из пакета. Семитский ухмылялся.
Внезапно и грозно взвыл чей-то мобильник. Дэвов окрысился: он всегда держал в эфире дисциплину и таких безобразий не допускал.
Когда же он увидел, что мобильник вытащил Марек Липкин, у него и вовсе глаза полезли на лоб. Уж от кого, от кого, но вот от Липкина он такой гадости не ожидал совершенно.
— Але, — сказал Липкин, потом произнес несколько слов на иврите и положил телефон на стол.
— Я готов ответить, — сказал он.
Дэвов, выйдя из поля зрения камер, молча показал ему кулак.
— Сто двадцать слов, чтобы убить Семитского, — начал Марек, — это много.
Шаланда посмотрела на старика с испугом. И было отчего: благообразное лицо Липкина было бледным и решительным. Она никогда не видела его таким.
— Обойдусь двадцатью. Хотя можно было и в десять уложиться. Или вообще в три. Пардоньте, Юрий Михайлович.
Он поднял левую руку, в которой был маленький черный пистолет.
Шаланда успела вспомнить, что Липкин левша.
Грохнуло, и Семитский осел, прижимая руки к груди. Какая-то девушка со зрительских рядов пронзительно завизжала.
* * *
Группа Шмулевича нанесла удар первой.
Собственно, многого и не понадобилось — несколько очередей в потолок и немного побитых стекол. Депутаты Кнессета были разумными людьми и знали, как вести себя в окружении террористов.
Второй удар пришелся по правительственным учреждениям и узлам связи. Собственно, больших усилий не потребовалось — агенты Синьоры Za были везде. Возмущались только арабы и прочие несознательные элементы. С ними расправились по-еврейски: быстро и бескровно.
После захвата телецентра путчисты сделали первое заявление. Как это обыкновенно бывает в таких случаях, оно было коротким и невнятным. Никому не известный человек заявил, что Израиль погряз в коррупции, а его правительство предает идеалы и интересы еврейского народа, поэтому власть временно переходит к «группе патриотически настроенных офицеров». После этого в эфир пустили старую запись одного из выступления Меира Кахане, а потом — какого-то бородатого фанатика со стеклянными глазами, призывающего убивать арабов.
В полночь того же дня наспех сколоченная коалиция арабских стран объявила Израилю войну.
* * *
Шторы были задернуты, но свет все-таки пробивался — как обычно, мутный, пыльный. За окном — но как бы внутри тяжелой ткани — шевелилась какая-то тень: большая, не страшная.
Зина сидела, поджав ноги, в липкинском кресле. Рядом отдыхал Семён Цыплак, все в тех же вишневых туфлях, в которых он был в день переворота.
Сам Марек лежал на любимом диванчике и щелкал пультом, переключая телеканалы.
На экране телевизора маршировали бесконечные колонны израильских штурмовиков в красных рубахах и коричневых штанах. С главной трибуны Третьего Храма
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 91