В какой-то момент мое тело вдруг пронзает от удовольствия.

Я цепляюсь за плечи Виктора, за его напряженные руки – на них мышцы и вены натягиваются до предела. Пока я кричу от бешеных волн, которые растекаются по телу вибрирующими потоками и излучают сияние, сверкая всеми цветами спектра, Виктор делает еще несколько сильных толчков, а потом стонет мне в шею. Его руки крепко обвивают мою поясницу. По его позвоночнику растекается то же сладкое наслаждение, которое течет и внизу моего живота, – ядерное, взрывающее нас и все вокруг. Весь этот чертов мир! Мы шепчем друг другу какую-то бессмыслицу, будто пьяные…

Я никогда не чувствовала себя счастливее.

Пока мы лежим у камина, Виктор стискивает меня в объятьях, рассказывает на ухо какие-то пошлые шуточки, и они мне почему-то нравятся.

Вскоре мы снова утопаем друг в друге.

Мне хочется, чтобы ночь никогда не заканчивалась, хочется запечатлеть момент на холсте и остаться героиней этой яркой картины навсегда…

* * *

Я просыпаюсь в четыре часа утра, осознавая, что хочу пить.

Виктор вымотал меня. Да и себя тоже. Спит рядом, обнимая мою руку, потому что я не привыкла, чтобы во сне меня прижимали к себе. Не могу так заснуть. А вот он постоянно хочет меня тискать. Мы нашли компромисс. Я предоставила в его распоряжение целую одну руку.

Выбравшись из-под теплого одеяла, я отправляюсь за водой.

На кухне разбросаны куски хлеба, сыр и овощи. Между всем этим безумием мы захотели перекусить, но так и не получилось, потому что готовка переросла в секс на кухонной тумбе. О том, что хотели поесть, мы как-то забыли.

Я наливаю себе стакан холодной воды.

Слышу звук уведомления.

На столе лежит телефон Виктора. Видимо, забыл его здесь, когда мы переместились в душ.

Еще уведомление.

Гадство.

Ладно, одним глазком посмотрю.

Я нажимаю на сообщение. Ввожу пароль, который успела распознать по движению пальцев Виктора еще месяц назад.

Разблокировано.

Красота.

Читаю сообщение:

Старый душнила:

Стелла со всех сторон окружена связями, так что информацию об этом случае не дали. Отклонили запрос. А вот по Вальтеру кое-что есть. Молодец. Отличная работа. Расскажешь завтра остальное.

Они знают про Вальтера?

Но…

Я вижу на верхней панели значок диктофона, включаю приложение и осознаю, что он работает уже шесть часов – с момента, как Виктор в последний раз брал телефон в руки. Кажется, что у меня леденеют не только органы, но и сама душа. Я задыхаюсь. Открываю старые записи. Их очень много. Я нажимаю на одну запись за другой. Каждый день, когда я была рядом с Виктором… каждая минута записана.

Он записал все наши разговоры.

Все!

Абсолютно…

Он передал следствию все, что я говорила?

Сбоку раздается скрип.

Я поворачиваю голову и вижу… ее.

Мое отражение скалится кровавой улыбкой. Рот Ренаты разрезан от краев губ до скул. Эта сволочь смеется и не сводит с меня взгляда безумных зеленых глаз.

«Глупая, глупая малышка Ева, – поет она, – наивная тупая дурочка…»

Я отворачиваюсь.

Среди кусков хлеба на кухонной тумбе лежит широкий, длинный нож для мяса. На блестящей металлической поверхности я опять вижу свое отражение.

«Он использовал тебя», – хохочет оно.

– Прочь, – шепчу я, хватаясь за горло.

Мне не хватает воздуха.

В горле и груди будто ржавые гвозди, они режут меня изнутри, пронзают глубже…

«Все, все, все, – поет она, как колыбельную, – он записал каждый твой шаг, ты для него просто жалкий червяк; джекпот для шпиона, который нашел глупую зайку, чтобы затем перебить всю шайку…»

Я кусаю губы до крови.

Закрываю уши, чтобы не слушать этот жуткий смех, выгоняю из головы все мысли и чувствую, как слезы бегут по щекам.

Он меня предал?

Предал…

Использовал…

Нет!

Здесь что-то другое. Виктор бы со мной так не поступил! Нужно разбудить его и поговорить, уверена: найдется разумное объяснение. Он ведь… он не мог!

Пол уходит из-под ног. Стены дрожат, и я теряю равновесие, падаю на колени, одновременно ужасаясь треску стекол за спиной. Поднимаю глаза и вижу ее. Рената. В ее руках тот самый массивный нож с кухонной тумбы, а на лице полосы крови и улыбка до ушей. Ее любимая гримаса, дикая и острая, пугающая до сердечного приступа. Те, кто считает, что от страха умереть нельзя, не видели оскала Ренаты.

Я так долго сдерживала эту тварь… и вот она явилась: режет меня взглядом, ищет пробоину, чтобы забраться внутрь и завладеть штурвалом. Но я не позволю. Не теперь. Никогда!

– Он сдал тебя, – говорит эта чокнутая из зазеркалья, – наивная ты идиотка. Еще и воспользовался по полной программе.

– Я этого не знаю! Возможно…

– Что? – истерично перебивает Рената. – Хочешь спросить у него, зачем он собрал на тебя компромат? Да ты не просто идиотка, ты королева идиоток.

Она хохочет, раскручивая нож.

– Оставь меня!

– Он патологический лжец. – Рената опускается на корточки и упирается лезвием мне в подбородок. – Виктор знает тебя со школы, он был мразью тогда, остался и сейчас.

– О чем ты?

– Бедняжка Ева… ничего не помнит, – издевается Рената. – Даже того сумасбродного мальчика, которого она любила. Какая печаль. Мой маленький аппендицитик не помнит свою школьную любовь.

– Хватит загадок! Говори, что знаешь!

Рената проводит пальцем по острию ножа, загадочно напевая под нос. Под глазами растекшаяся тушь. Черный кожаный костюм сливается с тьмой, расползающейся по стенам, и кажется, что из темноты выглядывает только ее лицо – мое собственное лицо, искалеченное и жуткое; лицо, из-за которого я просыпаюсь с криками по ночам, мой худший кошмар… я сама.

– Знаю только одно, – шепчет она у моего уха. – Имя того, кто сегодня умрет.

Она вкладывает холодный нож в мою ладонь, и я осознаю, что не могу разжать пальцы. Они будто склеены. Кухня перед глазами появляется и растворяется, словно экран сломанного телевизора, который включается и выключается, давая понять, что скоро погаснет окончательно, и я вновь провалюсь в пустоту.

– Нет… – скрипящим голосом выговариваю я. – Нет! Нет!

Я хватаюсь за голову левой рукой, бьюсь затылком о кухонную тумбу, чтобы отключиться к чертовой матери. Снова и снова. Правая ладонь продолжает сжимать нож. Рената хохочет на всю комнату. И я чувствую, что теряю контроль над собственным телом, проваливаюсь в бездну.

– Нет, пожалуйста, не смей, нет! – умоляю я, но мой голос никто не слышит.

– Поиграли и хватит, – хихикает Рената. – Это было до тошноты милое времяпровождение, детка.

Я не замечаю, как поднимаюсь на ноги, продолжая сжимать рукоятку ножа, как оказываюсь в спальне и застываю над Виктором. Картинка перед глазами обрывается, точно поврежденная кинопленка.

В следующую секунду я размахиваюсь. Одно движение. Лишь мгновение. И острие ножа рассекает воздух, чтобы вонзиться в грудь мирно спящего следователя.

Notes

1

Фэйсы – сленговое выражение. Так называют сотрудников ФСБ.

2

Литорея – тайнопись, род шифрованного письма.