Карлос Грин пригляделся. Очень может быть, это та же напасть, что уничтожила сад несколько месяцев назад, но теперь о растениях некому заботиться. Он-то сам проживет и без домработницы, а вот сад без садовника не выживет. Завтра же надо найти кого-нибудь, чтобы ухаживал за оранжереей и территорией усадьбы. Писатель вернулся в кофейную комнату, еще раз огляделся и направился в свою спальню. За его спиной с тихим шелестом падали последние лепестки.

“Похититель волн” Карлос Грин. Черновик романа

Двадцать лет – считай, целая жизнь. Измениться может все: пейзажи знакомых мест, твоя собственная улыбка. Я ехал в Суансес и чувствовал, что это будет мой последний визит во дворец дель Амо. Добро пожаловать в последнюю гастроль.

Подъехав к городку, я поразился, как он разросся. Стало больше зданий, больше жизни, больше “города”. Но очарование дикого зеленого оазиса все-таки сохранилось. Буйные волны Бискайского залива, бескрайние прибрежные луга, раскинувшиеся по холмам… Всю эту первозданную красоту пока еще не тронул прогресс.

Я приехал во дворец и будто попал в собственный сон. Чуть коснулся кованых ворот, и они отворились, приглашая войти. В особняке витал дух былых времен. Запах мебели и тканей, обустройство кладовой – все говорило о далекой жизни, о людях, которые давно умерли, но в каком-то смысле до сих пор оставались здесь. Казалось, вот-вот дверь откроется, они войдут и заживут своей обычной жизнью.

Я с грустью понял, что без жильцов этот особняк из дома с собственным характером превратился в скорлупу, полную ностальгических вспоминаний. Да, я должен продать этот дворец и начать все заново.

[…]

Я спустился на Пляж безумцев со старой доской, той самой, с которой я и получил травму. На удивление она вообще не пострадала. Я бродил по дворцу и обнаружил, что бабушка хранила ее в гараже. А я и не задумывался, что с ней стало, думал, раскололась или затерялась в море. Но нет, вот она, висит в чехле, ждет, когда ее натрут воском.

Но самым невероятным оказалось другое – едва ступив на пляж, я нос к носу столкнулся со своим старым инструктором Хайме. Он почти не изменился.

– Карлос Грин, мать твою! – Меня он тоже узнал моментально. – Какими судьбами, дружище? Как жизнь?

– Пока не жалуюсь… Сам-то как? Над тобой, я смотрю, время не властно!

– Это все свежий воздух, – он окинул взглядом морской простор, – и я всегда при деле, – показал он на группу ребятишек, вытаскивающих доски на песок.

– Все еще преподаешь?

– А как же. У нас и школа теперь побольше. Вон те парни по стипендии учатся.

– По стипендии?

– Да, мы с них денег не берем. Понимаешь, у них дороги две – либо к нам на занятия, либо на улице дурью маяться. Здесь хотя бы спорт и новые друзья.

– А спонсирует кто, государство?

Хайме расхохотался.

– Размечтался. Я из своего кармана это все спонсирую. Вот были б средства, учредили бы фонд какой-нибудь… Но вообще, я так считаю, это моя инвестиция в будущее. Если увлекутся сёрфингом всерьез, они потом в мой же магазин и придут за инвентарем, правильно? У большинства, впрочем, за душой ни евро, так что я просто хочу вытащить их из пещеры, так сказать, чтоб не все время за компьютерными играми сидели. Надо, чтобы они делом занимались, а не всякой ерундой страдали.

Щедрость старого инструктора меня поразила.

– Круто. Я смотрю, в Суансесе уже полно и школ сёрфинга, и магазинчиков…

– Да, очень поменялось все. Народ приезжает и учиться, и просто потому, что это модно. Девчонок вон тоже в воде полно, на сапах плавают.

– Да, я на Ракушечном уже обратил внимание.

Хайме сделал шаг назад и несколько бесцеремонно смерил меня взглядом с головы до ног, задержавшись на правой ноге.

– Как восстановился-то, более-менее? Доску не забросил? Надо же, сто лет тебя не видел, а узнал сразу! Кстати, насчет бабушки-то твоей… Соболезную.

– Спасибо.

– Волны чужие до сих пор крадешь? – с усмешкой спросил Хайме.

– Больше не краду, – улыбнулся я и вздохнул. – А что остальные ребята из моей группы, не все разъехались? Слышал про кого-нибудь?

– Так… Кто с кем переженился, знаешь?

– Нет, кто же? – Я постарался изобразить на лице любопытство, но что-то сжалось в груди и принялось покалывать, словно затекшая рука или нога.

– Хм, значит, так. Начо с Рут, у них двое деток. Помнишь их, да?

– Помню, как же… Подумать только. Они тут живут?

– Рут здесь, а он нет. Они развелись, Начо уехал в Сантандер, даже волны ловить к нам на Безумцев уже не приезжает. Все время на Сомо торчит, знаешь тот пляж?

– Ага.

– А Лена, в очках которая, помнишь ее?

– Да…

– Она уезжала надолго, во Франции жила, потом в Барселоне, вот недавно вернулась. Открыла в центре книжный магазин.

– Да ладно! (Наконец-то она решилась.)

– Да-да. Я уже к ней заглядывал, в книжный клуб записался, теперь много читаю.

Я улыбнулся. Мне трудно было представить себе Хайме с книгой в руках. Да что там, я его только на воде с доской и мог представить. Мы поболтали еще немного, обсудили остальных, вспомнили еще раз про мою травму (этого разговора было не избежать – в конце концов, из воды меня вытащил именно Хайме, так что я стоически вытерпел беседу), и я наконец осторожно зашел в море. Когда-то эти воды перевернули мою жизнь. Я сам виноват, нельзя было ставить все, что у меня было, на одну карту. Пересобрать себя после травмы я толком не сумел. Виноват я и в том, что всегда зависел от других, ждал, чтобы другие указали мне, что делать, залечили мои раны. Надо было еще в молодости самому выбирать свой путь.

Учись. Работай. Пиши. Вставай на доску. Мечтай. Делай, говори, взрослей. Но теперь я уже не ребенок и сам должен знать, что мне делать и куда двигаться. Прямо как Холден, тот парень над пропастью по ржи.

[…]

“Лестница на небеса”. Неплохое название для книжного магазина. Длинновато, правда, зато с понятной отсылкой. Угадывался Ленин почерк. Дизайн был очень красивый, витрину оформили в зеленых тонах, как в старых французских книжных. Я зашел и словно перенесся в Париж “прекрасной эпохи”, но меня окружали современные издания, так что связь с реальностью не оборвалась.

Она прошла мимо с огромной коробкой в руках, даже не посмотрев в мою сторону. Но потом решила, что покупателей игнорировать нельзя, даже если