от голода, а в карманах не было ни гроша. И всё же, слоняясь по улицам, он с удивлением обнаружил, что на сердце у него легко, словно он ощутил сошедшую на него благодать. Он сказал себе, что даже если его ждёт самое плохое, то он станет голодать, утешая себя мыслью о том, что Зеро исчез с лица земли. 
Ближе к вечеру он оказался у входа в лавку мистера Годолла. Совсем обессиленный, едва осознавая, что он делает, Сомерсет отворил стеклянную дверь и вошёл.
 – Ба! – воскликнул мистер Годолл. – Мистер Сомерсет! Ну-с, как ваше приключение? Вы мне расскажете обещанную историю? Садитесь, прошу вас, и позвольте предложить вам сигару собственного изготовления. А взамен вы порадуете меня захватывающим повествованием.
 – Мне сейчас не до сигары, – ответил Сомерсет.
 – Конечно, конечно! – согласился мистер Годолл. – Однако позвольте получше разглядеть вас. Мне кажется, что вы изменились. Бедный мальчик, надеюсь, с вами ничего не случилось?
 В ответ Сомерсет разрыдался.
   Эпилог в курительной
     В один из дождливых дней декабря прошлого года, где-то между девятью и десятью часами утра, мистер Эдвард Чаллонер с зонтом над головой появился у входа в курительную на Руперт-стрит. Он был здесь всего лишь однажды, поскольку воспоминания о случившемся после и страх увидеть Сомерсета препятствовали его возвращению. Даже теперь он заглянул внутрь, прежде чем войти. Но покупателей в лавке не было.
 Молодой человек за прилавком что-то столь увлечённо писал в блокноте, что не обратил на появление Чаллонера никакого внимания. Однако после того как вошедший пригляделся, ему показалось, что продавец узнал его.
 «Боже мой! – подумал он. – Вне всякого сомнения, это Сомерсет!»
 И хотя перед ним стоял человек, общества которого он столь ревностно избегал, антипатия каким-то образом сменилась любопытством.
 – «Или ротонда с колоннадой рвётся ввысь», – пробормотал продавец, оценивая размер. – А может, лучше сказать «с колоннами ротонда рвётся ввысь»? Так было бы изящнее. Вот в чём горечь творчества: форма безупречна, но при этом почему-то теряется смысл.
 – Сомерсет, дорогой мой! – начал Чаллонер. – Что это за маскарад?
 – Как? Чаллонер! – вскричал продавец. – Чрезвычайно рад вас видеть. Одну секунду, позвольте мне закончить заключительную строку второй строфы моего сонета. Одну строчку.
 Дружески взмахнув рукой, он снова предался служению музам.
 – Послушайте, – произнёс он чуть позже, подняв глаза от блокнота, – вы прекрасно выглядите! А как же сто фунтов?
 – Я получил небольшое наследство от двоюродной бабки в Уэльсе, – скромно ответил Чаллонер.
 – Ах, вот как! – отозвался Сомерсет. – Весьма сомневаюсь в законности наследования. Мне кажется, оно должно было отойти государству. Я сейчас переживаю период увлечения социализмом и поэзией, – виновато добавил он, словно речь шла о лечении на водах.
 – Вы и вправду связаны с правящими кругами? – осторожно поинтересовался Чаллонер, избегая слова «лавка».
 – Продавец, всего лишь продавец, – ответил Сомерсет, пряча стихи в карман. – Помогаю нашему «Счастливому и Великолепному» старцу. Не угодно ли сигару?
 – Я, знаете ли… – начал Чаллонер.
 – Ерунда, милейший! – воскликнул продавец. – Мы очень гордимся своей маркой. А старик, позвольте вам заметить, кроме того, что безупречен с точки зрения этики, в буквальном смысле является царственной особой. «De Godall je suis le fervent[9]». Между прочим, Годолл только один такой. Кстати, – добавил он, – как ваши дела на детективном поприще?
 – Я даже и не пытался, – сдержанно ответил Чаллонер.
 – Ну а я вот пытался, – сказал Сомерсет, – и потерпел сокрушительное фиаско: лишился всех денег и едва не сделался всеобщим посмешищем. Это занятие куда сложнее, Чаллонер, чем кажется на первый взгляд. Впрочем, это относится к любому занятию. Надо проникнуться им до конца или же вовсе не браться за дело. Отсюда, – прибавил он, – и признанное неуважение к водопроводчикам, поскольку нельзя проникнуться сантехническим делом.
 – Между прочим, – поинтересовался Чаллонер, – вы всё ещё рисуете?
 – Сейчас нет, – ответил Пол, – но подумываю начать играть на скрипке.
 Взор Чаллонера, сделавшийся несколько беспокойным при упоминании детективного поприща, на пару мгновений задержался на утренней газете, лежавшей на прилавке.
 – Боже мой! – вскричал он. – Вот так штука!
 – Что за штука? – спросил Пол.
 – Да так, ничего особенного, – отмахнулся Чаллонер. – Просто я встречал человека по имени Макгуайр.
 – Я тоже! – воскликнул Сомерсет. – Там что-то о нём?
 Чаллонер принялся читать вслух:
 «Загадочная смерть в Степни. Вчера произведено дознание по поводу смерти Патрика Макгуайра, предположительно плотника. Доктор Доверинг заявил, что в течение некоторого времени амбулаторно лечил покойного от бессонницы, потери аппетита и нервной депрессии. Доподлинная причина смерти не установлена. Врач полагает, что покойный просто угас. Покойный не отличался умеренностью, что, безусловно, ускорило смерть. Покойный жаловался на подострую малярию, однако свидетель не смог с уверенностью подтвердить этот диагноз. Данными о семье покойного он не располагает. Свидетель полагал, что покойный страдал душевным расстройством, поскольку верил, что является членом преследовавшего его тайного общества. По частному мнению свидетеля, покойный умер от страха».
 – Врач совершенно прав! – воскликнул Сомерсет. – Мой дорогой Чаллонер, я испытываю такое облегчение, узнав о его кончине, что я… В конце концов, – добавил он, – негодник это заслужил.
 В этот момент открылась дверь, и на пороге появился Десборо. Он был закутан в длинный дождевик с несколькими оторванными пуговицами, в ботинках у него хлюпала вода, а шляпа лоснилась от старости. И тем не менее он являл собой образец весьма довольного жизнью человека. Его встретили удивлёнными и восторженными возгласами.
 – А вы пробовали себя на детективном поприще? – поинтересовался Пол.
 – Нет, – ответил Гарри. – Хотя я пару раз пытался и оба раза попался. Однако я полагал, что моя… моя жена уже здесь, – добавил он сконфуженно и в то же время гордо.
 – Как? Вы женаты? – удивился Сомерсет.
 – О да! – подтвердил Гарри. – Причём довольно давно, по крайней мере месяц.
 – А как с деньгами? – спросил Чаллонер.
 – Хуже не бывает, – признался Десборо. – Мы на мели. Однако при… мистер Годолл обещал кое-что для нас сделать. Это и привело нас сюда.
 – А кто была миссис Десборо в девичестве? – спросил Чаллонер тоном светского льва.
 – Некой мисс Лаксмор, – ответил Гарри. – Она должна вам понравиться, поскольку она гораздо умнее меня. Она рассказывает замечательные истории – лучше, чем в книгах.
 В эту секунду дверь отворилась, и вошла миссис Десборо. Сомерсет громко вскрикнул, узнав в ней юную даму из огромного особняка, а Чаллонер отступил на шаг и выронил сигару, увидев чаровницу из Челси.
 – Как? – удивился Гарри. – Вы оба знаете мою жену?
    – Полагаю, что я видел её, – несколько ошарашенно ответил Сомерсет.
 – Думаю, что я встречалась