– Нет, Амелия, – сказала она все тем же ровным голосом. – Все эти дни я лелеяла трусливую надежду избежать этого объяснения. Но ради справедливости и ради всех вас я должна сказать правду. Лукас вспылил, но он не лгал. Я действительно совершила один опрометчивый поступок, о чем сейчас бесконечно сожалею. Меня не трогает мнение света, но простить себя я не могу. И дело не в том, что я нарушила приличия и совершила шаг, который в глазах большинства людей равен смертному греху. Собственное доброе имя меня мало интересует, Амелия может подтвердить это. Но я разбила сердце старика, которого любила больше жизни и который любил меня. И вот за это прощения мне нет. Я не желаю причинять никому страданий. Теперь мне понятно, что, принимая предложение Лукаса, я могла очернить его репутацию и доброе имя…

– Эвелина, дорогая… – начал Лукас.

Она непреклонно покачала головой. Движение было едва заметным, но даже Лукаса убедила твердость, написанная на лице Эвелины.

– Я никогда не выйду замуж. Может быть, посвятив свою жизнь добрым делам и благотворительности, я смогу когда-нибудь искупить свою вину…

Голос Эвелины был столь искренен, в нем звучала такая неподдельная мука, что язвительное замечание застряло у меня в горле. Эвелина все это говорила вовсе не нам, а одному лишь Уолтеру. Упрямая ослица! Все-таки осуществила свой идиотский замысел…

На Уолтера было больно смотреть, он напоминал смертельно раненное животное. Лицо Эмерсона казалось таким же непроницаемым, как и скалы у него за спиной. Живыми были одни только глаза.

Внезапно краска вновь прилила к лицу Уолтера, причем в таком количестве, будто беднягу поразил внезапный приступ удушья. В следующее мгновение Уолтер шлепнулся на колени.

Я, грешным делом, решила, что у него просто подкосились ноги, но Уолтер схватил руку Эвелины и прижал к губам. Неужели… неужели этот юноша оправдает мои надежды?.. Он не просто их оправдал, такое мне не снилось даже в самых радужных снах! Честно говоря, никогда не думала, что мужчины способны… способны… Слова Уолтера музыкой звучали в моих ушах.

– Вы самая благородная девушка, которую я когда-либо встречал! – прошептал он. Эвелина вздрогнула. – Самая честная, самая смелая, самая прекрасная… Немногие мужчины осмелились бы сделать то, что сейчас сделали вы! Но, милая, – тут он весьма кстати одарил мою подругу взглядом, полным нежного укора, – вам следовало довериться мне раньше!

Эвелина подняла на него полные изумления глаза. Уолтер встал и прижал девушку к себе.

Признаюсь, такого удовольствия я в своей долгой жизни еще не испытывала. Внезапно до меня дошло, что по моему лицу градом катятся слезы. Все же хорошо, что нам с Эвелиной вскоре предстоит расстаться. Еще несколько недель в ее обществе, и я превращусь в сентиментальную дурочку, у которой из-за любого пустяка глаза на мокром месте.

– Вот все и уладилось, – утомленным голосом сказал Эмерсон. – Хотя, видит небо, эта история тянулась слишком долго, а под конец стала отдавать тошнотворной слащавостью. Ладно, Уолтер, целуй свою невесту, нам всем пора возвращаться в лагерь. Я проголодался!

Не думаю, чтобы Уолтер услышал хоть слово. Но меня эта речь вывела из себя. Чувствам, переполнявшим меня, требовался выход, и незамедлительный.

– Уж вас-то точно никто не обвинит в слащавости, разве что в тошнотворности! – ледяным тоном заметила я, в последний раз оглушительно шмыгнув носом. – Неужели вы хотите сказать, будто предполагали такой конец? И вы позволите своему брату жениться на девушке, у которой за душой ни гроша?

– Мало того что ни гроша, – весело ответил Эмерсон, – да она еще и испорченная! Хотя ума не приложу, почему «испорченная». Эвелина мне кажется вполне неповрежденной, во всех смыслах этого слова. А способный художник нам не помешает. Тем более такой, которому не надо платить жалованья, – прямая экономия!

– Ложь!

Голос раздался у меня за спиной. Я вздрогнула и обернулась. Как это ни странно, но мы начисто забыли о существовании Лукаса.

Он уже взял себя в руки, и теперь лишь блеск глаз выдавал его состояние.

– Ложь! – повторил он, шагнув к Эмерсону. – Вы не могли это поощрять, Эмерсон. Не могли!

– Ваша светлость плохо понимает мой характер, – невозмутимо отозвался Эмерсон. – Кто я такой, чтобы вставать на пути истинной любви? Искренне полагаю, – добавил он, пристально глядя на Лукаса, – что эта история завершилась для всех нас наилучшим образом. Разве вы не согласны, милорд?

Лукас ответил не сразу. Я даже ощутила легкую жалость, наблюдая за его борьбой с собственным темпераментом.

– Возможно, вы правы, – наконец произнес Лукас. – Возможно, так и должно было случиться. «Рок намерения наши довершает», как говорил старикан Шекспир…

– Хотя и несколько другими словами[6], – согласился Эмерсон. – Позвольте поздравить вас, милорд! Вы прекрасный образец английского аристократа. Не согласитесь ли собрать нам на голову горящие уголья[7] и поднять тост за обрученных? Уолтер! Уолтер, пошли… Уолтер, очнись, черт бы тебя побрал!

Он дернул брата за локоть. Уолтер с недоумением взглянул на нас. Он напоминал человека, который очнулся от летаргического сна и обнаружил, что грезы оказались явью.

Глядя на Эвелину, Лукас на мгновение заколебался. Она его не замечала, поскольку смотрела на Уолтера с благоговением монашенки, взирающей на лик создателя. Лукас пожал плечами.

– Я не настолько благороден, – сказал он с легкой улыбкой. – Извините. Думаю, мне лучше побыть немного одному.

– И он захромал навстречу закату, – насмешливо продекламировал Эмерсон, провожая глазами удаляющийся силуэт Лукаса. – До чего ж театральны эти юнцы! Слава богу, у нас с вами, Пибоди, здравого смысла в избытке. Вы согласны?

Я оглянулась на Уолтера и Эвелину и мрачно ответила:

– Да, конечно. И слава богу!

Глава 11

Никак не предполагала, что стану беспокоиться о Лукасе, однако, когда по прошествии нескольких часов он не вернулся, начала волноваться.

Мы съели самый омерзительный ужин, какой только можно себе представить. Его приготовил Абдулла. Он объяснил, что лакей и повар Лукаса, которые сегодня утром сопровождали нас в лагерь, куда-то пропали. Я сочла этот факт тревожным, но Эмерсон, пребывавший в приподнятом настроении, лишь легкомысленно пожал плечами.

Мы вчетвером сидели на нашем балкончике-уступе, мирно наблюдая за восходом луны. С тем же успехом мы с Эмерсоном могли бы довольствоваться обществом друг друга, поскольку Эвелина с Уолтером находились в блаженном ступоре, не слыша и не видя никого и ничего, кроме друг друга.

Я