Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 84

– Дикая женщина, – восхищенно произнес Андрей. Одна его щека пылала. – Макс, кончай квакать. Уходим.

Детектив взял под локоть убийцу и повел его к выходу. Максим с трудом разогнулся и поковылял следом.

– Ненавижу! – крикнула им вслед Катерина. – Я вас всех ненавижу! Проваливайте! Негодяи!

Катя защелкнула два замка на двери, вернулась обратно и оглядела разгромленную комнату. «Завтра придется заняться восстановительными работами, – печально подумала она. – Но это завтра». Она взяла на руки Джима, легла на диван, укрылась пледом, подумала о том, что сейчас она полежит десять минут, а потом встанет, смоет с лица косметику и слезы, снимет костюм и колготки, примет душ... и провалилась в темноту.

Она не видела, как за окном отделилось от стены дома что-то воздушно-белое, раздраженно щелкнуло челюстью и взмыло ввысь. Концерт не удался, гастроли были сорваны, маленькая вкусная жертва, оказавшаяся такой непокладистой, вывернулась, а импресарио отправился туда, где у него будет много проблем.

Катя и Джим лежали под пледом и сопели в унисон. Даже во сне Катю обуревали гордость и злость. Гордость – что она не позволила себя убить, злость – что ее использовали в качестве приманки.

Джим шевелил усами и испытывал лишь одну благодарность. Что Катя лежит рядом, живая и невредимая, и он может уткнуться носом в ее горячее плечо.

Через несколько дней в офисе появился Леонид Кочетков. От его былой живости не осталось и следа, он осунулся, а глаза сияли мученическим блеском.

– Несладко пришлось в тюрьме? – участливо спросила Катя. – А я почти поверила, что ты – маньяк.

– Он здорово меня подставил, – махнул рукой Леонид.

– Я его ненавижу.

– Я, наверное, тоже.

– Почему он все свалил именно на тебя?

– Мы жили в одном доме. В соседних квартирах. И родились в один месяц. Только моей маме было двадцать семь лет, а его – семнадцать. Ее звали Алиса, и она усердно колотила сына всем, что попадалось под руку. Психопатка. Она собиралась сделать карьеру пианистки, закончить консерваторию. Беременность нарушила честолюбивые планы, ей пришлось довольствоваться музучилищем и преподаванием в музыкальной школе. Во всех неудачах был виноват сын, наверное, в их квартире не осталось ни одного предмета мебели или бытовой техники, к которому она бы не приложила несчастного Ника. Я списывал его эксцентричные выходки на чрезвычайную одаренность – он был творческой личностью, все время что-то сочинял, но оказывается, гестаповские упражнения Алисы не прошли даром – ее сын действительно стал ненормальным.

– Ненавижу его, – повторила Катерина. – Но если он ненормальный, значит, его не расстреляют? Как жаль! Я так хочу, чтобы его расстреляли из пулемета.

– Как Москва влияет на людей, – заметил Леонид. – Клянусь, когда ты сидела в своем сонном Краснотрубинске, ты была милой, ласковой девочкой и тебя не посещали такие кровожадные мысли.

– В Краснотрубинске меня никто не пытался изнасиловать, ограбить, задушить.

– Здорово он конспирировался. Очень технично замкнул все выходы на моей персоне. Если бы не скрупулезность Андрея Пряжникова – расстреляли бы из пулемета меня, а не Пламенского, и дело с концом.

– Пряжникова я тоже ненавижу, – меланхолично сказала Катя. – Не произноси при мне это имя.

– Он использовал меня как приманку для убийцы.

– Хороший парень. – Леонид достал откуда-то папку. – Смотри, что я тебе принес. Это рисунки Орыси. Возьми.

Катя взяла в руки папку ватмана, исчерченного тонкими линиями черной туши. Она узнала на рисунках себя: Катя за рабочим столом, Катя сидит за столиком экспресс-кафе, Катя выглядывает из-за компьютера, Катя лежит на диване и читает книгу...

– О! – задохнулась Катерина и попыталась протолкнуть в горле собравшийся комок. – Орыся рисовала меня.

– Хорошо, правда? – грустно спросил Леня. – Талант. Какие длинные, точные линии, какая плавность и четкость. Смотри, здесь она всю твою фигуру нарисовала одним росчерком пера, не прерывая линии, это высший пилотаж... Рисунки, груда косметики и шмоток, колор-пойнт, который теперь живет у тебя, и боль в моем сердце – все, что осталось от Орыси. Я сто раз предлагал ей выйти за меня замуж, а она все не верила, что я серьезно. Все собиралась куда-то за границу, словно и здесь нельзя жить прилично. Глупая, бедная девчонка. Даже если его расстреляют из пулемета, нам не станет легче, правда, Катя?

После того, что ей пришлось пережить, другие неприятности казались Катерине мелкими и несерьезными.

Бдительные соседи доложили владелице квартиры о произошедшем сражении, она тут же нанесла визит квартирантке и предложила ей съехать.

– Но ведь я могу жить до конца апреля, – возмутилась Катя, – я заплатила вам!

– Кто об этом знает? – нагло спросила дородная дама, чей вес мог бы вместить нескольких Катюш. – Мы подписывали договор у нотариуса?

Никакого договора Катя не подписывала, она просто заплатила оговоренную сумму и вселилась в квартиру.

– Так что, милая девочка, выметайся! Я не рассчитывала, что ты будешь устраивать здесь свистопляски с мужиками. И кот! Коты всегда отвратительно воняют, я после вас не смогу истребить этот ужасный запах! И потом, он будет грызть мебель!

– Что ему, грызть нечего, кроме вашей убогой мебели?! И он совсем не пахнет.

– Пахнет! Съезжай немедленно! Или я заявлю на тебя в милицию.

Домовладелица удалилась, сопровождаемая злыми взглядами возмущенной Катерины и оскорбленного Джима.

– Я уберусь из квартиры только в начале мая, как договаривались, – заявила в пространство Катерина. – Я права, Джимми?

Джим сокрушенно вздохнул.

– По порядочку, пожалуйста! И не брызгай слюной! – внушал Макс Андрею. – Не торопись, теперь спешить некуда. А когда это ты успел скооперироваться с Катюшей? Она не сопротивлялась, когда ты обнимал ее за плечи. Обошел друга, да? Перехватил пташку? Убить тебя за это мало.

Они сидели на кухне у Андрея. На столе стояли два пятилитровых жестяных бочонка пива «Хольстен». Сыщик злостно игнорировал совет, данный ему полковником Скворцовым, – не доверять сердечных тайн журналисту Колотову, – и выкладывал другу один за другим факты, касающиеся дела Ника Пламенского.

– Макс, ты помнишь ту воронежскую рыжеволосую бестию, которая исцарапала тебе грудь?

– Как же, – отозвался Макс, наполняя очередной бокал пивом. – Рыба еще есть?

– Справа, на второй полке, да, возьми. Вспомнил, значит? Поздравляю. Ты переспал с мамашей маньяка. И если она не предохранялась, то, возможно, родит от тебя маленького белобрысого и близорукого маньячонка.

Максим окаменел, пораженный новостью.

– Не может быть, – сказал он. – Только не это.

– Да. Тебе урок. Не будешь спать с кем попало.

– Алиса Бобко – мать Николая Бобко, который носит псевдоним Ник Пламенский. Родила его в неполных семнадцать лет и, едва вернувшись из роддома, начала вымещать на сыне неудовлетворенность жизнью. В результате наш друг Пламенский попал на учет в психдиспансер. И объясни мне, пожалуйста, как он умудрился получить водительское удостоверение?

– Как, как, – мрачно буркнул Максим, все еще не придя в себя от услышанного, – как у нас все делается? Сам знаешь.

– Так вот. Николаша Бобко, рожденный юной Алисой от заезжего московского пианиста, отличался незаурядными музыкальными способностями. Конечно, мамаше пришлось проститься с мыслью о блестящей карьере и вместо разучивания ломаных арпеджио и хроматических гамм кормить грудью горластого младенца. Она напряженно лупила его предметами обихода. Потом Николай уехал в столицу и в двадцать два года закончил Московскую консерваторию. Его нежные мелодии идут нарасхват, он начинает устраиваться в Москве, но тут попадает в автокатастрофу. Если у него было неладно с головой из-за усилий рыжеволосой Алисы, то теперь стало совсем худо. Ему кажется, что он больше никогда ничего не напишет, что он утратил способность сочинять музыку. Весь девяносто четвертый и половину девяносто пятого года он лечится в родном Воронеже.

Как-то осенью он ехал на своей машине по загородному шоссе и подобрал девушку, Ирину Миденко. У нее были волосы ярко-рыжего цвета, как и у мамочки Алисы. Видимо, красный цвет и его оттенки стали одним из слагаемых психического расстройства Ника. Красный цвет его влечет и причиняет ему боль. Что-то в этом роде, психиатры разберутся. Он подобрал Ирину и тут же ощутил желание ее прикончить. Представь, едешь по шоссе, держишь руль и испытываешь жгучее желание задушить девушку, которая сидит рядом, на переднем сиденье!

– Мне тоже иногда хочется тебя задушить. Особенно если ты говоришь какие-нибудь гадости.

– Он вытолкнул тело из машины и почувствовал, что снова способен творить. Наверное, внушил себе мысль, что, принося на алтарь искусства чужую жизнь, этой жертвой обеспечивает себе несколько десятков страниц свежесочиненной музыки. Больной, одним словом.

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 84