Оттягивать разговор не имело никакого смысла. На мое несчастье шеф был один. Все уже разошлись по домам, и рассчитывать на то, что чье-нибудь внезапное вторжение избавит меня от необходимости оправдываться и объясняться, не приходилось.

— Заходите, Марина Борисовна, присаживайтесь, что у дверей-то топтаться, — радушно пригласил шеф, — расскажите про свои подвиги…

— Если ты имеешь в виду справку…

— Эх, Марина Борисовна, Марина Борисовна, что зарделись-то, как маков цвет? Я же все понимаю, с кем не бывает, дело-то, как говорится, житейское…

Обнорский откинулся на спинку высокого кожаного кресла и закурил, картинно пуская в потолок колечки сизого дыма.

— Вот, помнится, и я как-то раз переспал с арабской террористкой, знойная, скажу я вам, была штучка. А заливала мне, что агент дружественной разведки. Ну а вы впечатлениями не поделитесь?

— Андрей, прекрати, в конце концов, это немилосердно, — чуть не плача сказала я.

— Все, все. Больше не буду. — Обнорский встал из-за стола и слеша приобнял меня за плечи. — Ну, мир, дружба, балалайка?

Я благодарно улыбнулась ему. Что ни говори, но иногда и в нашем начальнике просыпается нечто человеческое.

Прошло почти полгода, и этот печальный факт моей биографии полностью стерся в памяти, не оставив в ней никакого следа.

Как-то уютным домашним вечером я сидела с Сережей на диване и читала ему умную и добрую книжку про короля Матиуша Первого. В гостиной негромко бубнил телевизор. Я бросила взгляд на экран и увидела его. В торжественной обстановке, в присутствии журналистов и высоких милицейских чинов, заключенного тюрьмы «Кресты» Аслана Атавердыева обменивали на русского солдата, девятнадцатилетнего Алешу Переверзева, шесть месяцев прожившего в чеченском плену. Я подумала, что поступила тогда правильно. Мой Бог меня давно уже простил, а до его Аллаха мне нет никакого дела. И потом этот мальчик, Алеша, был так похож на моего маленького ангела. Я крепко прижала сына к себе нежно и поцеловала в русую голову.