– Как вы порезали руку? – спросил детектив.

– Я разбила зеркало, – ответила за меня Джен. – Вайолет собирала осколки. Похоже, меня ждет семь лет неудач.

– Будем надеяться, что не от семи до десяти, – заметил детектив Ларсен. – На тебя уже заводили дело, девочка. Ты не в первый раз просыпаешься рядом с трупом.

Джен снова шмыгнула носом и промокнула глаза платком.

– Мой отчим упал с лестницы и сломал шею, – сказала она. – Это был несчастный случай. Я попала на учет, потому что в доме нашли запрещенные вещества – его вещества!

– Давайте проедем в участок и обсудим это, – сказал детектив, будто это было предложение. – И вы тоже, мисс Синклер. Ваш отец уже едет.

На этих словах я вздрогнула. Они позвонили моему отцу. Как они так быстро узнали, кто он? Ведь я записалась в „Джозефин“ под вымышленным именем. Когда Джен уводили, я поймала ее взгляд, и она, дотянувшись до меня, сжала мою руку. Открыв ладонь, я увидела, что она оставила мне фиолетовый платок. К одному из уголков был привязан медальон Джозефин, который я сняла накануне ночью, и моя фиолетовая лента – та самая, с руки Анаис. Зачем Джен забрала ее и вернула мне?

– Не волнуйся, – одними губами сказала она. – Они нас не разделят.

Но нас посадили в разные патрульные машины, а в полицейском участке меня отвели в комнату и оставили там на, как мне показалось, несколько часов.

Пока сидела там, я решила, что признаюсь. Скажу им, что это я убила Анаис, из ревности. Они отпустят Джен, а я сяду в тюрьму. Это лучше, чем возвращаться в Ненастный Перевал, и Джен будет знать, что я сделала это ради нее.

Когда дверь наконец открылась, я уже продумала признание, но на пороге стоял не детектив – там был мой отец.

– Милая! – громко и театрально воскликнул он. – Слава богу! Я чуть с ума не сошел, разыскивая тебя!

Он протянул руки, будто чтобы обнять меня, чего он никогда в жизни не делал, но не успел он сделать еще шаг, за его спиной появился детектив Ларсен. Конечно, он стоял там все время – аудитория для спектакля.

– У меня есть еще несколько вопросов к вашей дочери.

– Разве это так необходимо? – спросил он. – Виновник признался.

Они поймали Кейси? Мне было слишком страшно спрашивать.

Или он сам пришел? Но это казалось маловероятным. Может, они поймали Ганна и заставили признаться его.

– Даже если так, – заметил детектив, – у меня все еще есть вопросы.

Я перевела взгляд с отца на детектива: отец выглядел стройным и красивым в своем твидовом костюме, а детектив – небритым и потрепанным, с пятном на галстуке. И из них двоих больше я боялась отца.

– Я не против ответить на вопросы.

– Только в присутствии назначенного судом психиатра, – прорычал отец, доставая из пиджака сложенные бумаги и встряхивая. – Моя дочь была признана недееспособной штатом Нью-Йорк. Ее нельзя допрашивать без присутствия врача, и если предъявите ей обвинение, могу гарантировать вам, что она не предстанет перед судом. Она вернется в психиатрический лечебный центр „Ненастный Перевал“, куда я и собираюсь ее сейчас отвезти. Так что, детектив Ларсен, неужели вы хотите пройти всю эту волокиту, учитывая, что вину уже признали?

Детектив Ларсен перевел взгляд с моего отца на меня. Мне показалось, что в глазах его мелькнул намек на жалость – но может, он жалел себя. Потом он повернулся обратно к отцу:

– Вам не удалось удержать ее там в прошлый раз, – заметил он.

– Мы усилили меры безопасности, – ответил отец.

Во мне закипела холодная ярость, красный туман застилал глаза.

– Я не вернусь, – сказала я, поднимаясь на ноги. Но детектив уже ушел, оставив меня отцу, моему тюремщику.

– Сядь, – велел он. – Или твоя подруга не выйдет из тюрьмы, пока ей не исполнится сорок.

– Она?.. В каком смысле… – начала я, но потом догадалась. Признались не Ганн и не Кейси. А Джен.

– Джен ни в чем не виновата, – сказала я.

Он сел на стул и положил ногу на ногу.

– Почему бы тогда тебе не рассказать, что произошло?

И как всегда и случалось, я выложила ему всю историю от начала до конца. Рассказ стал облегчением, пока он мудро кивал, сложив руки на колене, обтянутом твидовыми брюками. Запах вишневого табака успокаивал, вселял чувство безопасности. Когда я закончила, он спросил:

– Ты действительно не помнишь, что случилось после того, как потеряла сознание?

Я покачала головой.

– Тогда ты не можешь быть уверена, что твоя подруга ни при чем. У твоей Джен есть судимость, как тебе известно, а также долгая история прогулов, магазинных краж, и венчает все это обвинение в нападении на отчима.

– На взрослого мужчину? Как кто-то может в это верить? – спросила я.

– Ему пришлось наложить шестнадцать швов, она порезала его лезвием бритвы. А потом, полгода спустя, он упал с лестницы и сломал шею.

Я сдерживаю изумление, представив, как Джен размахивает бритвой. Но вижу, как она бьет кулаком о танцевальный пол, крича, что это она – Кровавая Бесс.

– Она, скорее всего, защищалась.

К моему удивлению, отец со мной согласился:

– Скорее всего. Вот почему я собираюсь подать прошение, чтобы ее поместили в лечебный центр в Ненастном Перевале. Если только… – Отец развел руками, как фокусник, который показывает монету в конце фокуса, но в руках у него ничего нет, он просто показывал мне отсутствие выбора. – Если только ты не хочешь, чтобы я оставил ее на милость юридической системы. Она нарушила условия своего условно-досрочного освобождения, просто оказавшись в одной комнате с запрещенными веществами. И окажется в тюрьме, если я не вмешаюсь.

– Можно мне с ней поговорить? – спросила я.

Отец нахмурился и как будто уже собирался сказать нет, но вместо этого произнес:

– Только минуту. Когда мы будем уходить. Надень пальто… – Он посмотрел на мои руки, увидев порезы. – У тебя есть перчатки?

Порывшись в карманах пальто, я нашла кожаные перчатки, которые были на мне в день отъезда из Ненастного Перевала полгода назад, но теперь мне казалось, что всего несколько часов.

Разглаживая лайку на заживающей коже, я гадала, как вообще могла подумать, что вырвалась оттуда.

Отец просунул мою руку в свою, мы вышли из комнаты для допросов и прошли по длинному коридору к столу, у которого детектив