Внутри у Лиры опять взвилось цунами из губительных чувств. Она долго жила под удушливым гнетом незнания, теперь же нужно сосредоточиться на решении нынешней и последующих головоломок, а еще добраться к причалу до рассвета – ради «Майлс-Энда» и поиска ответов.

Лира пересекла комнату и остановилась у проектора. На экране опять появились варианты ответа. Она всмотрелась в тот, что был обведен как правильный:

Лира сравнила эту комбинацию с остальными ответами. Каждый состоял из четырех символов – среди них были как буквы, так и фигуры.

– Одетта, вы сказали, в конце фильма был еще один набор символов? – дрогнувшим голосом спросила Лира.

– Да.

После пистолета! Лира почувствовала, как ужас снова заполняет ее, хватает за горло. После тела! После крови!

– Перемотайте на самый конец, – приказал Грэйсон.

Он явно хотел защитить Лиру, спасти ее. Но, что бы между ними ни происходило, Лире не хотелось, чтобы он ее оберегал.

– Нет. – Она решительно отказывалась прятаться – от всего, но особенно от этого. – Посмотрим полностью. – В игре Хоторнов всё имеет значение. – Я не слабачка, выдержу.

В светлых глазах Грэйсона мелькнула тень узнавания – так смотрят друг на друга незнакомцы, которые, оказавшись в людной комнате, вдруг понимают, что уже встречались. Казалось, они так похожи.

– А у меня вся жизнь ушла на то, чтобы научиться быть слабым, – тихо признался Грэйсон.

«Некоторые способны совершать ошибки, затем исправлять их и идти дальше. А на чьей-то душе каждая промашка оставляет глубокий след, пустоту, которую ничем не заполнить», – Лире хотелось выжечь из памяти эти слова, но не получалось.

– А сейчас? – Лира задумалась о цене, которую приходится платить за то, чтобы казалось, будто ты в порядке, о постоянном желании бежать, бежать, бежать от всякого, кто догадался, что это не так, о попытках дистанцироваться от всего мира. – Сейчас приходится быть слабым, а, Грэйсон?

«Не смотри ему в глаза, – отчаянно молила девушка. – Не смотри!»

Не вышло.

– И как сейчас дела с ошибками?

Между ними повисло молчание – животрепещущее, болезненное.

– Я допускаю лишь те, которые того стоят, – наконец произнес Грэйсон.

Ей хотелось отвернуться, но тут на память неожиданно пришло стихотворение, которое она уничтожила, а Грэйсон пересобрал:

«…Прошел слишком быстро

И выжжен на коже».

Лира вспомнила слова наследницы: «Если игра для тебя по-настоящему важна, не играй, а живи. Иногда это правильнее всего».

Одетта потянулась через Лиру и нажала на кнопку «Воспроизвести». Момент был испорчен (впрочем, это к счастью). Лира заставила себя как можно объективнее анализировать сцены, вошедшие в монтаж, и не отвлекаться на мысли о Грэйсоне Хоторне, а также об ошибках, слабости, побегах, жизни.

Мужчина с сигаретой. Украденный мартини. Ковбои с лассо. Сережка с бриллиантом, которую выкидывают в раковину. Человек с оружием. Когда на экране появился пистолет, Лира судорожно вдохнула.

Она старалась отвлекаться на дыхание. Грэйсон был рядом и дышал в том же ритме. На экране появились тело и кровь. Вдох-выдох. Хоть Грэйсон к ней и не прикасался, Лира словно чувствовала его теплую и уверенную руку на затылке.

Фильм продолжался.

Мальчик-подросток в кожаной куртке.

Женщина-пилот снимает очки и шлем.

А вот долгий прощальный поцелуй.

Пока Лира наблюдала за поцелуем, стоя рядом с Грэйсоном Хоторном, ей трудно было избавиться от мыслей об ошибках, которые стоят того, чтобы их совершать.

Но потом где-то в глубине сознания призрак отца прошептал: «А Хоторн – вот кто всему виной».

На экране появилась новая последовательность символов. Лира сосредоточилась на них – не на Грэйсоне, не на призраках и не на чувствах, на которые у нее не было никакого права, – только на символах.

Глава 55

Лира

В итоге загадку разгадал Грэйсон.

– Это не колесо и не круг – это пирог: pie. К этому явно приложил руку Ксандр, кто же еще.

– Pie. – Лира призадумалась на секунду, а потом мозг заработал в полную силу. – Только без буквы «Е»! – А дальше пришлось выполнить вполне себе математические вычисления, причем буквально: А, pi, r, квадрат и С, два, pi, r – это уравнения.

– Формулы площади круга и длины окружности, – подтвердил Грэйсон. – Но для наших целей, да и для Ксандровых, несомненно, важнее всего греческая буква пи.

– Жестянки с пленками! – Лира мгновенно оживилась. – Кому попадалась именно эта буква на крышке?

– Мне, – ответил Грэйсон и прошел мимо нее, – вот: здесь сорок две жестянки, во всех исключительно кинопленка.

– А что с датировкой? – спросила Лира. – В монтаже почти все кадры были из старых фильмов. Начиналось всё с черно-белого кино, и только в конце пошло цветное.

– Возьмите коробки из шестидесятых, – коротко посоветовала Одетта. Всем своим видом она будто говорила: я знаю больше, чем вы, гораздо больше.

– И что дальше? – спросила Лира.

– Посмотрите фильмы, – холодно уточнила Одетта, – хотя бы отрывки.

– У нас мало времени! – возразил Грэйсон, но Лира понимала: вряд ли у них есть альтернатива.

* * *

Двадцатисекундный отрывок из коробки с надписью «пи» назывался «Меняя короны».

Как только это название зажглось на экране, Одетта заговорила:

– Его-то мы и ищем.

– «Корона и скипетр да трон пустой», – тут же процитировал Грэйсон.

– Верно, – сказала Одетта, стягивая с рук длинные бархатные перчатки, – а еще это мое детище.

– В каком смысле? – удивилась Лира.

Одетта кокетливо повела плечами.

– Человек, за которого я вышла замуж в семнадцать, так и не сделал моего отца звездой, – со странным блеском в глазах пояснила она, – а вот моя история сложилась очень интересно.

Глава 56

Джиджи

Кукольный домик – слишком скромное определение для того, что открылось взгляду Джиджи и ее сокомандников. На островке высились четырехэтажный викторианский особняк и сказочный замок. Между ними пролегали улочки с магазинчиками – и викторианскими, и средневековыми.

Были тут и магазин с игрушками, и с одеждой, и с колдовскими принадлежностями, даже кузница имелась.

На стыке этих двух миров стояли пара королевских экипажей и старинный автомобиль.

Детали были проработаны потрясающе – подоконники поместья украшали по меньшей мере восемь десятков цветов, и у каждого имелся стебель и шесть съемных соцветий; поместье и замок «населяли» примерно сто кукол, и у каждой были аксессуары: у служанки – фартук, у ребенка – плюшевый мишка, без труда можно было насчитать три десятка разных фасонов шляп.

Нокс тут же принялся методично собирать и разбирать кусочки конструкций. Брэди же стоял неподвижно, внимательно разглядывая композицию.

А Джиджи решила обратиться к