знаю. Мама его идеализировала. Наверное, и я могла в какой-то степени. Это же папа. Как бы я ни боялась его… особенностей… я не могла не любить его.
– Под особенностями вы имеете в виду шизофрению? – внезапно уточнил Винсент.
Скарлетт резко встала с места, сжимая пальцы в кулаки.
– Давайте закончим.
– Как пожелаете, – мистер Синклер поднял руки в примирительном жесте. – Я хочу лишь задать последний, самый главный вопрос, с вашего позволения.
Не надо, хватит!
Девушка чувствовала, как беспорядочно заметалось сердце в грудной клетке. Скарлетт становилось физически плохо от этого разговора.
Винсент участливо заглянул ей в глаза и произнес, медленно растягивая каждое слово:
– Ваша мама… вы вините ее?
Словно по щелчку, из глаз девушки градом полились слезы. Скарлетт стало так стыдно от этого внезапного проявления чувства горя на физическом уровне, что она тут же спрятала лицо в ладонях:
– Я… не понимаю, почему я плачу…
Слезы невозможно было остановить, и девушка почувствовала себя маленьким глупым ребенком, который рыдает без причины.
– Это совершенно нормально. Пожалуйста, ответьте на вопрос.
Когда Скарлетт открыла рот, чтобы возразить и отказать, она поняла, что это конец. Нескончаемый поток едкой желчи и ненависти поднялся из глубины и вырвался, точно раскаленная магма.
– Это она должна была найти папу! Почему это была я? Почему я нашла его? Почему она не позаботилась обо мне? Почему обо мне никто не…
Скарлетт издала громкий всхлип и зажала себе рот, чтобы хоть как-то успокоиться, но это не помогало.
– В этом нет чьей-то вины, – тихо добавила она. – Разве можно найти крайнего в таком горе? Может быть, она поступила не как самая лучшая мать… но я прощаю ее за это. И все равно люблю всем сердцем.
Винсент с неподдельным интересом, не лишенный сочувствия, наблюдал за тем, как подчиненная постепенно приходила в себя и вытирала слезы с лица. Он бесшумно встал с кресла и ушел в противоположный угол комнаты, где красовались выставленные напоказ сигары и дорогой алкоголь. Там же стоял хрустальный графин с водой, из которого мужчина элегантно налил воды в стакан и предложил его девушке.
– Это я должна вас обслуживать… – запротестовала Скарлетт.
– Полно, вам сейчас нужнее.
Она сделала несколько долгих глотков воды и наконец окончательно успокоилась.
– Я глубоко сопереживаю вашему горю. Если бы вы хотели… попробовать некую терапию, чтобы окончательно проститься с отцом, только скажите. Я к вашим услугам. Здесь я не растерял хватку.
– А можно попробовать? – неуверенно спросила девушка.
– Устройтесь поудобнее и закройте глаза. Это не займет много времени.
– Не займет что?
– Гипноз.
Скарлетт не на шутку испугалась: «Гипноз?! Почему он сразу не сказал об этом?»
Винсент щелкнул пальцами, и девушка непроизвольно прикрыла глаза. Тело, так сильно нуждающееся в долгожданном отдыхе, с радостью укуталось в негу.
– Слушайте только мой голос, хорошо? Сделайте глубокий вдох…
Грудь сама по себе начала мерно подниматься и опускаться, и с каждым новым вдохом тело наполнялось большей тяжестью.
– И выдох…
Монотонный, глубокий голос Винсента успокаивал. Тяжелели веки, руки, кончики пальцев, каждая клеточка тела наливалась свинцом. В голове было пусто. Скарлетт даже не до конца осознавала, что именно говорит Винсент и сколько уже прошло времени. Минута, час, весь день? Ей было все равно. Если бы она даже захотела, не смогла бы пошевелить и мизинцем.
Будто вовсе не наяву, а уже у нее в голове прозвучал голос Винсента:
«А теперь… спи».
Скарлетт вновь оказалась у себя дома. Спустя недели, проведенные на Гевире, было настоящим счастьем оказаться в безопасности. Девушку с головой накрыла волна ностальгии и ощущение домашнего тепла.
«Сработало!» – поразилась она, оглядывая до боли знакомую комнату.
– Мама? Папа?.. Вы тут?
Ей страшно не хватало обоих родителей рядом. Скарлетт скучала по ним каждый день, каждую свободную минуту, проведенные на острове. Свет в соседней комнате был включен, и девушка поспешила туда, чтобы встретиться с кем-то, кого захочет увидеть ее сознание.
Однако дверь не поддавалась. Ручку будто заклинило, и сколько бы Скарлетт ни тянула за нее, ничего не получалось.
– Там кто-то есть… Откройте дверь!
Девушка видела едва колышущиеся тени по другую сторону и слышала шаги: туда-обратно, хаотичные, беспорядочные. В груди нарастала паника.
– Папа, это ты? Открой мне!
Затем до нее донесся тихий плач, больше похожий на скулеж и бормотание.
– Папа…
Скарлетт тянула дверь на себя изо всех сил, стучалась кулаками, но та никак не поддавалась. Девушка знала, что последует за этим, но продолжала дергать ручку, заливаясь слезами:
– Папочка, не делай этого! Умоляю тебя! Ради меня, пожалуйста… ради мамы…
Череда выстрелов резанули слух, и Скарлетт завопила от боли. Казалось, будто папа снова и снова продолжает умирать в своей комнате. И она ничего не могла с этим сделать. Как и год назад, она снова подвела его. Мираж постепенно начал растворяться, но Скарлетт никак не приходила в себя. Девушка даже не могла открыть глаза, чтобы убедиться в том, что кошмар закончился.
– За что, папа?!
Она почувствовала чье-то тепло. Кто-то прижал Скарлетт к груди, и она оказалась слишком слаба, чтобы сопротивляться.
Девушка была раздавлена происходящим. Она разрыдалась, громко, протяжно, так и не находя выхода внутренней боли. Слезы скатывались по щекам, попадали в открытый рот, капали на одежду. Она не могла заставить себя даже вытереть их.
– Папа!.. Папа… Это ведь ты?
Скарлетт прижималась к чьей-то груди, не отдавая себе отчета, как оказалась на полу, и кто именно находится рядом с ней. В чужих руках было не так страшно. Она не хотела отстраняться, даже наоборот, желала уткнуться в плечо и не поднимать голову, не признавать той реальности, в которой ей приходилось существовать.
Страшная боль в груди не унималась. Девушке казалось, что от страха ее колотящееся сердце вот-вот выпрыгнет из груди. То, что она сейчас пережила, казалось слишком реальным. Скарлетт все еще ощущала себя дома, перед запертой дверью, которую невозможно было отворить. Как и предотвратить то, что случится после.
Девушка продолжала громко всхлипывать, пока теплая рука невесомо гладила ее по спине. Эти движения успокаивали, помогали хоть немного расслабиться. Скарлетт начала постепенно успокаиваться, наслаждаясь тем, что больше не контролирует ситуацию. Ей не хотелось обдумывать происходящее. В этот момент она переживала целый спектр противоречащих друг другу чувств: страх, уязвимость, облегчение, злость.
Девушка находила утешение в том, чтобы вот так просто плакать навзрыд в чужую грудь. Скарлетт наконец подняла глаза, чтобы увидеть, как отец, здоровый, живой, улыбается своей лучезарной улыбкой и говорит ей, что все будет хорошо.
Но перед ней