- Бывал, - признался Горбун. - Месяц назад. С Ушковым. В карты играли. Выигрывал Хрусталь и откидывал вещи мне. Мол, за беспокойство. Потом в нож играть стали... Тут я, верите ли, заплакал. Ну, думаю, прирежут сейчас друг друга... Будет вам, говорю, ребятки... Хотя кто я им?

- Как кто? Старый налетчик и скупщик.

- Когда-то было, давно, - улыбнулся Горбун, но слова инспектора польстили ему. Почему-то оглянулся на понятых, двух женщин.

- Брали, бывало, меня. Шаманов чаще, Семен Карпович, Бурав...

- Что еще хранишь? Везде будем смотреть.

- Пожалте, - раскинул руки Горбун. - Воля ваша. Вы хозяева тут.

Во дворе осмотрели поленницу дров, потом вошли в темную сараюшку. В дальнем углу ее лежали навалом, как будто только что нарубленные, дрова. Целая гора мелко нарубленных березовых дров.

- Что не сложил в поленницу? - спросил Костя, искоса наблюдая за выражением лица Горбуна. А у того не находили покоя руки с ключом, потирал их быстро и суетливо.

- Так времени нет, да и силенок маловато.

- Силенок маловато, значит, - повторил Костя. - Ну ладно, - кивнул он стоявшим за его спиной агентам. - Кончаем осмотр...

И опять глянул искоса на Горбуна, а тот как-то сразу обмяк, как будто выпала из него пружина, только что заставлявшая его тело двигаться нервно и напряженно. Повеселевшим тоном уже спросил, когда вернулись в дом:

- Протокол будете составлять? Положено ведь. Что старое время, что новое, а протоколы на все времена одни.

- Составим и протокол, - сказал Костя, внимательно разглядывая старика. Пожалуй, стоит оставить на свободе. Оставленный на свободе преступник приносит иногда больше пользы, чем под стражей. Там, в сарае под дровами наверняка мешки. За ними кто-то должен приехать. Для кого они?

- Живу один, - забормотал плаксиво старик. - Подохнешь - через неделю разве придет кто, чтоб ногой пхнуть. Спасибо, что навестили...

Крупные уши его под седыми висками казались с чужого лица, приклеенными. Под глазами - рой густо очерченных морщин, а щеки были белы, точно он осыпал себя той краденой мукой.

- Ладно, - составим протокол, - наконец сказал Костя.

Старик обрадовался. Он завалился на койку, укрылся ватником. Выставленные вперед широкие ступни в рваных носках задвигались. Покашливая, бормотал:

- Мне покой нужен, товарищи агенты... Бывало время, заглядывали в дом золоторотцы всякие, шмары... Теперь - шалишь... Не хочу, чтобы меня надзиратели будили по утрам в камере. Одна молитва теперь - как бы без мук вознестись к господу поближе. Как парень по девке, так я по легкой смерти...

- А Хрусталь с Ушковым?

- Так один раз всего.

Костя отложил карандаш, постукал ладонью по бумаге:

- Распишись, что ничего не нашли. Плащ возьмем с собой. Коль не понадобится, вернем. В протоколе указано... Под подозрением плащ.

- Это под каким же? - отозвался Горбун, старательно и с усилием неграмотного выводя буквы на бумаге.

- Скажем потом, - ответил Костя. Он кивнул - Барабанов и Грахов пошли следом за ним.

На улице остановились. Закуривая папиросу, Костя сказал:

- Видали старика?.. По уши в уголовном деле, а не проймешь ничем. Под дровами мука - ясно это.

- Значит, засада? - спросил Грахов.

- Да, установим засаду... Посмотрим, кто придет. А Горбун от нас и так никуда не денется. Вот только надо будет определить место для засады.

Он оглянулся на дом во дворе - старик смотрел на них, кутаясь в ватник. Не догадывался ли, о чем шел разговор у агентов?..

...Хрусталя с Ушковым взяли в другом городе, на квартире, находящейся под подозрением уголовного розыска. Обоих доставили назад. На вопрос Подсевкина, почему они уехали из города, Хрусталь ответил с невозмутимой ухмылкой:

- Не люблю четыре стены, гражданин следователь. Я простор люблю. Чтобы куда хошь, хоть на все четыре стороны.

- Для того надо так жить, как все люди живут, - заметил Подсевкин, записывая фамилию Хрусталя в протокол допроса. Налетчик окинул его насмешливым взглядом, оглянулся на Ушкова. Этот звероватый парень как будто проснулся сразу, хрипло выкрикнул:

- По делу веди допрос. Нечего нам зубы заговаривать... За што только схватили? Жаловаться вот будем...

- Жаловаться вы умеете, - ответил Подсевкин, продолжая записывать в протокол необходимые для ведения допроса данные. - Только прежде должны вы рассказать, при каких обстоятельствах была ограблена женщина в переулке и где ее кольца да перстни. И еще - кто послал брать на складе "Хлебопродукт" муку?

Налетчики, как по уговору, рассмеялись. Непонятно почему. Может, для храбрости.

- Ты нас, гражданин следователь, на мульку не бери, - попросил строго Хрусталь. - Кто-то снимает перстни, кто-то муку обирает на складе. А наше дело - сторона. Можем свидетелей выставить... В общем, - добавил он все так же строго и назидательно, - вероятие тут нужно...

- Будет вам и вероятие, - так же строго и резко ответил ему на это Подсевкин. - Будет и суд.

Хрусталь небрежно откинул длинные семинаристские волосы на вороте шинели, бросил, уже тише только:

- Судья судит, а Хрусталя в тюрьме не будет...

30

В эти зимние дни в городе проходили встречи рабочих и крестьян, проводимые губернским комитетом партии. На одну из таких "смычек" губмилиции и делегатов губрозыск послал своими представителями Костю и Леонтия. Когда они пришли в клуб милиции, зал уже был полон. Места им достались в последнем ряду, по соседству с каким-то молодым мужчиной, широкоплечим и крепкого сложения, чем-то похожим на их Кулагина:

- Садись, ребята, - сказал он им дружелюбно, протягивая руку для знакомства. - Я из деревни Ломтево. А вы откуда будете?

- Из уголовного розыска, - ответил Костя, - не ждал таких соседей?

Мужчина засмеялся раскатисто, шлепнул Костю по плечу:

- Ну, парень, развеселил...

Говорить им долго не пришлось - вскоре же появился докладчик за трибуной, заговорил торопливо, взмахивая рукой, а то указкой. Узнали собравшиеся в зале, как идут военные действия в Китае, как борется за права немецкого народа Эрнст Тельман, о фашистских скандалах какого-то Гитлера в Баварии, о