– Ты пытаешься так меня отвлечь, пока ковыряешься в моей открытой ране? – спросил Грей.

– Точно подмечено.

– Те, что на руках сзади, ближе к плечам, – это две половины единого целого.

– Искусная работа. Что-то этническое?

– Присмотрись получше. На каждой – по половинке закутанной в мантию женщины, которая держит в одной руке весы.

– Ой, и правда, теперь вижу. Умно. Это Юстиция, римская богиня правосудия?

– Мифологию ты знаешь.

Она продолжала протирать голову Грея.

– Мы тут в Зимбабве получаем классическое образование. Разве в другой руке у нее не должно быть меча?

– Я ее немножко модифицировал.

– А пополам зачем разделил?

– Хотел, чтобы татуировка представляла два разных принципа.

– Справедливость и?

– Равновесие. Я убежден, что оно совершенно необходимо во всех сферах жизни.

– Мне нравится. Но о какой справедливости речь? О твоей? Или о справедливости твоей страны?

– Согласишься на универсальную концепцию справедливости с каплей от Манделы, щепоткой от Макбета и изрядной добавкой от Доминика Грея?

– Может быть, если узнаю побольше о последней добавке.

Грей повертел головой, чтобы размять шею.

– Не уверен, что сегодня у меня есть настроение для философской дискуссии. Попытай счастья в какой-нибудь другой вечер.

– Почему бы и нет? Кстати, какие у тебя планы? – Она произнесла это с каменным лицом, со своей обычной чуть высокомерной сдержанностью.

Он улыбнулся.

– С пробежкой я уже закончил.

Нья положила мочалку и стала промокать его голову полотенцем.

– Не шевелись, – сказала она, – сейчас намажу тебя антисептической мазью.

Грей сжал зубы, потому что мазь жглась.

– А татуировка побольше? – спросила Нья. – На спине?

– Сегодня ты задала мне больше вопросов, чем за все предыдущее время нашего знакомства.

– Ты же сам догадался, что я стараюсь тебя отвлечь.

– Это японские иероглифы, – после небольшой паузы пояснил Грей. – Название боевого искусства, которым я занимаюсь. Зензекай джиу-джитсу.

Нья закончила с мазью и занялась перевязкой.

– Разве в джиу-джитсу есть разные стили?

– Конечно.

– А этот твой – какой он?

– Очень жесткий.

– Это объясняет шрамы.

Грей ничего не ответил. Ему не хотелось сообщать Нье, что шрамы подарили улица и разнообразная утварь, за которую хватался его папаша, чтобы продемонстрировать отцовскую любовь. А те, что скрываются под татуировками, она и вовсе никогда не увидит. Это уродливые круглые оспины, следы отцовских сигарет.

– Где ты учился джиу-джитсу? – спросила Нья.

– В Японии, – сказал Грей и прямо почувствовал, как ползут вверх ее брови.

– Ты жил в Японии?

– Там служил мой отец.

– И какая она?

– Я люблю Японию. Она красивая, и мне очень не хватает некоторых деталей ее культуры. Тамошней еды… не думаю, что я когда-нибудь перестану скучать по всему этому.

– Почему ты уехал?

– Слишком много вопросов.

Нья закмолчала, и Грей повернулся к ней лицом.

– Извини, пожалуйста.

– Тебе незачем извиняться, – отмахнулась Нья, и они немного посидели в молчании. – Никогда не видела, чтобы кто-нибудь вот так дрался.

– Но это ты нас спасла.

– Ублюдки, – с негодованием бросила она.

– Это очень опасные люди, Нья. И все, что произошло с нами сегодня, выходит далеко за рамки того, что велит долг государственным служащим.

– А ты как раз и есть государственный служащий.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

Нья закончила с перевязкой и села по-турецки лицом к Грею.

– Вовсе в этом не уверена.

– Я – сотрудник службы безопасности посольства и бывший военный. А чем занимаешься ты, я до сих пор точно не знаю, но явно чем-то другим. Ты можешь о себе позаботиться, но в твои обязанности уж точно не… – Он прервался. – Ты не должна в этом участвовать, о чем нам обоим прекрасно известно.

– И сколько раз по долгу службы тебе приходилось искать людей, похищенных африканской сектой?

– Ты мне не ответила, а я хочу знать, почему ты делаешь то, что делаешь.

– Боюсь, тебе не понять, – настороженным голосом сказала Нья.

Грей накрыл ее руку своей и вгляделся ей в лицо. Она не убрала руку.

– Если нечто влияет на наше расследование, мне нужно знать, в чем дело. На кону наши жизни, твоя и моя. Что бы ни происходило, мы вляпались в это вместе. И я, – он поколебался, – я хочу тебе помочь.

Грей попытался забрать свою руку, но Нья не дала ему это сделать, переплетя свои пальцы с его.

– Мне необходимо доверять тебе, – сказал он. – Расскажи мне всё.

Нья моргала и хранила молчание. Плавные движения длинных ресниц то прятали, то открывали зеркала ее души.

– Нья, ты как-то связана со всем этим? Тебе нужна моя помощь.

– Нет! Я… это не то, о чем ты думаешь.

– Да я даже не знаю, что и думать.

– Конечно, я никак в этом не участвую. И больше всех на свете хочу найти Н’ангу.

– Вот этого-то я и не понимаю. Почему?

Она заломила руки и склонила голову, а когда снова подняла ее, Грей встретился взглядом с ее пустыми глазами.

– Подожди, – сказала она, встала и вышла из комнаты в дверь слева от Грея. Его рука осталась лежать там же, где была, и кожу все еще покалывало от прикосновения Ньи.

Грей перебирал возможные варианты. Что она собирается ему сказать? О, как же он хотел суметь довериться – довериться ей. Но он, как всегда, сомневался. Ему казалось, что доверие обрести удается примерно так же часто, как философский камень.

Нья вернулась с газетой в руках. Грей начал что-то говорить, но замолчал, когда она подошла и села рядом, задев плечом, и осторожно, почти неохотно, положила ему на колени газету. Заголовок на первой странице гласил: «Врач убит у себя дома».

Грей сначала не понял, как это убийство связано с их делом, и поднял глаза на Нью. Та невидящим взглядом уставилась прямо перед собой. Грей начал читать статью: «Выдающийся столичный хирург Иеремия Машумба был зверски убит вчера вечером в собственном доме в Эйвондейл-Уэст». А через несколько строчек он обнаружил именно то, чего боялся: подтверждение, что у убитого остался ребенок – дочь Нья Машумба.

33

Нья не шевелилась. Грей знал, что она избегает сочувствия не из-за душевной черствости, а из страха подпустить людей к себе слишком близко. Знал, потому что сам был таким. Он коснулся ее руки.

– Мне очень жаль.

– Посмотри на дату, – сказала она.

Снова взглянув на газету, Грей побледнел. Седьмое апреля. Восемь месяцев назад, тот самый день, когда была сделана компрометирующая фотография. Доктор Фангва прибыл в Зимбабве накануне.

Грей взял газету двумя руками. «Вооруженное ограбление… погром в доме… смерть от ножевых ранений приблизительно в девять часов… подозреваемых нет…»

– Я все