— Все, идите, на следующей перемени подойдете! — секретарша прогнала их, — Алексей Станиславович, к вам Фролов! — она осторожно заглянула в кабинет декана, — Фролов, заходи!

Дмитрий выдохнул и направился к заветной двери. Секретарша в очередной раз очень сурово посмотрела на него и уступила дорогу.

— Алексей Станиславович, можно? — Фролов просунул голову в дверной проем.

— Заходи, — железным тоном ответил Карнаухов, — дверь за собой закрой.

Фролов зашел в кабинет декана и остановился возле его стола. Поскольку присесть его не пригласили, вольностей позволять он не стал. А причина вызова была явно не из приятных, это было понятно по тону и выражению лица Карнаухова.

— Ну и что, Фролов, почему Семенова до сих пор не сдал? — осведомился Алексей Станиславович.

— Да я сдаю, потихоньку, — Фролов потупился. За это время он не был у Семенова ни разу.

— Что-то уж очень потихоньку сдаешь! — рявкнул Алексей Станиславович, — сколько прошло времени? Почти два месяца? Экзамен был в январе, а сейчас, слава богу, март!

— Всего один висяк же, — негромко сказал Фролов, глядя в пол.

— И что, это повод его не сдавать? — осведомился Карнаухов, — а на работе тоже так скажешь? Всего одно проваленное дело, зачем с ним работать! — передразнил он.

Фролов молчал. Сказать было нечего.

— Так я слушаю, Фролов! — наседал декан, — почему не сдан экзамен с зимней сессии? Что делается для ликвидации задолженности?

— Я отрабатываю… — начал Фролов, — потихоньку…

Он понимал, как глупо выглядит. Но ничего не мог с собой поделать и продолжал неуклюже врать.

— Фролов, кому ты врешь?! — рассвирепел Карнаухов, — что ты там отрабатываешь? Сколько раз ты был у Семенова? Отвечай мне, сколько?! — он встал, в упор глядя на Дмитрия.

— Ну, пару раз, — ответил тот севшим от неизвестно откуда взявшегося страха голосом.

— Пару раз?! — взвился Алексей Станиславович, — это за два-то месяца пару раз?

— Да я сдам, Алексей Станиславович…

— А ты в курсе, что по закону отчисляют через месяц? — осведомился декан.

— Нет! — Фролов похолодел, — не надо меня отчислять, Алексей Станиславович…

— А что с тобой делать? — Карнаухов продолжал наступление, — экзамен у тебя висит, делать ты ничего не хочешь, опять куча пропусков, хотя семестр только начался! Не много ли наглости для первого курса, Фролов? Оно и понятно, посиделки с друзьями в кафе веселее и приятнее, да? Что ты на меня смотришь? Считаешь себя умнее других, слепыми и глухими? Через день в «Оазисе» заседаете, не знаю, думаешь?

— Алексей Станиславович, да я сдам, — повторил Фролов, как заклинание, — не надо меняя отчислять, я хочу здесь учиться!

— Хочешь здесь учиться, — повторил декан, — а учиться ли ты хочешь, а, Фролов? По ведомостям непохоже! — он поднял со стола бумаги, — опять девять часов только за неделю. И где ты был, Фролов, стесняюсь спросить!

Дмитрий молчал. Врать про болезнь или еще что-то подобное было бы в сложившихся обстоятельствах апогеем глупости. Нет, уж лучше просто промолчать и ждать своей участи.

— Молчишь, — констатировал Карнаухов, — в общем так. Даю тебе две недели на ликвидацию задолженности. Не сдашь экзамен — пеняй на себя. Отчислю к чертовой матери!

— Но две недели — мало! — запротестовал Фролов, — дайте хотя бы…

— Еще слово — будет одна неделя! — прошипел декан, — идешь и пишешь объяснительную, образец возьмешь у секретаря! Я все сказал, свободен! Да, и еще, Фролов! — Карнаухов остановил его у самой двери, — ты, вроде, неглупый человек, только ленивый не в меру… совет тебе на будущее: осторожнее подходи к выбору друзей и круга общения. Надеюсь, ты меня понял. Это все!

Фролов посмотрел на декана, но ничего не ответил, а просто вышел из кабинета.

Образец объяснительной действительно выдала секретарша. Фролов сел за свободный стол и стал писать объяснение по завалу экзамена Семенова. На том месте, где надо было указать причины возникновения задолженности, он задумался на несколько минут, в итоге написав «не успел усвоить необходимый материал из-за пропусков». Никакого смысла это якобы объяснение в себе не несло, как и большинство остальных подобных «отписок», просто нужно было соблюсти формальность. Фролов поставил число и подпись и передал заполненную бумагу секретарше.

— Забыл написать «в случае непогашения задолженности прошу отчислить меня из университета по собственному желанию», — ехидно заметила она, пробежав глазами.

Фролов стиснул зубы и, злобно посмотрев на нее, дописал требуемое.

***

Петровский свернул в арку, через которую вел кратчайший путь во двор его дома. С последней пары он сегодня просто сбежал, на улице было еще совсем светло. Позади него в арку вошли еще двое, но он не обратил на них никакого внимания. В этот момент три молодых парня вышли наперерез, перегородив путь.

— Ты Петровский? — осведомился один из них, стоявший слева. Все остальные смотрели колючими глазами. Боковым зрением Петровский увидел, что те двое, что шли за ним, тоже остановились, перекрывая путь к отступлению. Похоже, сейчас будут бить. А может, просто пришли пугать. Интересно, за что и от кого. Ну, это было вполне выясняемо в процессе предстоящей дискуссии.

— Ну, допустим! — резко ответил он, — а вы кто такие, я вас не знаю!

— Сейчас узнаешь! — пообещал еще один и сделал резкий шаг вперед.

Ожидаемо. Петровский не надеялся победить пятерых, убежать бы тоже не дали, но и сдаваться просто так он не планировал. Невысокого парня, бросившегося в драку первым, он тут же наградил двумя боковыми в лицо, затем шагнул в сторону и ударил локтем назад, тут же, после маленького шага, выбросив вперед ногу, угодившую точно в живот второму. Еще один мгновенно схватил за нее, сзади сильно ударили под колено, от чего Петровский потерял равновесие. Мгновенный удар в лицо со всего размаха отправил его на асфальт. Вскочить на ноги уже не получилось, избивать начали без промедления, в четыре ноги. Как и всегда, это было больно. Как и всегда, хотелось, чтобы эти секунды закончились поскорее, но они шли как часы. Петровский корчился на земле, закрывая руками голову и кашляя от ударов ботиками по ребрам.

Наконец, избиение закончилось. Один из атаковавших поднял Петровского за ворот пальто и вновь сильно ударил по лицу, разбив нос. Теперь он полулежал на спине, облокотившись о холодную стену арки.

— Вкусно в чужой кормушке, с…а?! — осведомился тот, что разбил Петровскому нос, — когда суешь свой клюв, куда не надо, его могут сломать, понял?! — он вновь