Двадцать четыре Кавалера Симфонии.

Телефон зажужжал, и я заставила себя задвинуть ящик и посмотреть сообщение, которое только что отправила мама.

Фото самолета.

Возможно, это займет несколько дней. Я прочитала слова, сопровождавшие фотографию. Сначала про себя, потом вслух. Мать любила меня. Я это знала. Я всегда это знала.

Когда-нибудь я перестану ждать, что она сможет меня удивить.

Где-то еще через час я вновь взялась за контракт, вооружившись красной ручкой, и сделала несколько поправок.

А потом я подписала его.

15 апреля, 17:13

Маки потер лоб.

– Вы точно не хотите позвонить родителям?

– Нет, спасибо.

– Вы знаете, кто мой отец?

– Моя мачеха притворяется, что беременна, ей нужен отдых.

Маки очень хотелось держаться подальше от всего этого. Он повернулся к последней из девушек – той самой, кто за считаные секунды взломала замок.

– А вы? – с надеждой спросил он.

– Биологический отец в буквальном смысле угрожал убить меня, если я стану доставлять ему неприятности, – сказала девушка, прислонившись к стене камеры, словно забыв, что она в бальном платье. – А если кто-нибудь узнает, что нас арестовали, я лишусь пятисот тысяч долларов.

Восемь с половиной месяцев назад

Глава 4

Яприбыла в резиденцию бабушки – всего в каких-то сорока пяти минутах езды от городка, где я выросла, и примерно в трех с половиной мирах отсюда – в установленные контрактом день и время. Основываясь на том, что знала о семье Тафт и о пригородной Стране чудес, в которой они жили, я ожидала, что дом бабушки будет представлять собой нечто среднее между плантацией Тара 3и Тадж-Махалом. Но особняк по адресу Камелия-Корт, 2525, ничуть не походил на пафосное историческое здание.

Это был дом площадью девять тысяч квадратных футов, скрывавшийся за маской обыденности, эдакий архитектурный эквивалент женщины, которая потратила два часа на макияж, чтобы выглядеть так, будто на ней нет ни грамма косметики. «Это старое здание, – я почти слышала, как говорит участок площадью в два акра. – Оно стоит здесь уже много лет».

Конечно, дом был огромным, но остальные здания на этой тупиковой улице были ничуть не меньше, а их лужайки – такими же просторными. Словно кто-то взял и увеличил в размерах обычный район, включая подъездные дорожки, внедорожники и собак.

Я в жизни не видела таких здоровенных псин, как та, что встретила меня у парадной двери, ткнувшись в руку массивной головой.

– Уильям Фолкнер! – пожурила собаку женщина, открывшая дверь. – Где твои манеры!

Женщина была точной копией Лилиан Тафт. Я все еще переваривала тот факт, что собака: а) была размером с небольшого пони и б) ее звали Уильям Фолкнер, когда дама, которая, судя по всему, приходилась мне тетей, заговорила снова.

– Джон Дэвид Истерлинг! – громко позвала она, и ее голос разнесся над участком. – Кто самый меткий стрелок в этой семье?

Никто не отозвался. Уильям Фолкнер потерся головой о мое бедро и фыркнул. Я слегка – совсем чуть-чуть – наклонилась, чтобы погладить его, и заметила на своей майке красную точку.

– Я шкуру с тебя спущу, если ты нажмешь на курок! – подозрительно весело прокричала тетя.

«Какой еще курок?» – подумалось мне. Красная точка на моей майке едва заметно дернулась.

– Так, молодой человек! По-моему, я задала тебе вопрос. Кто самый меткий стрелок в этой семье?

Кто-то вздохнул в ответ, а затем на крыше сел мальчик лет десяти.

– Ты, мама.

– И разве твоя кузина служит мне мишенью?

– Нет, мэм.

– Вот именно, сэр! Нет! – подтвердила тетя. – Уильям Фолкнер, сидеть!

Псина послушалась, а мальчик исчез с крыши.

– Прошу вас, скажите, что это был нерф4! – произнесла я.

Тете понадобилось некоторое время, чтобы осмыслить мои слова, а потом она захохотала отточенным мелодичным смехом.

– Ему нельзя пользоваться настоящим без присмотра, – заверила она.

Я уставилась на нее.

– Не сильно обнадеживает, если честно.

Тетя продолжала улыбаться.

– Как же ты похожа на мать! Эти волосы. А эти скулы! В твоем возрасте я бы убила за такие скулы.

Учитывая тот факт, что тетушка являлась самым метким стрелком в семье, эти слова можно было не считать преувеличением.

– Меня зовут Сойер, – представилась я, а у самой в голове не укладывалось, как эта женщина, которую мама всегда называла не иначе как Снежная королева, поприветствовала меня.

– Конечно! – тут же отозвалась она, ее голос был таким же теплым, как виски. – Я твоя тетя Оливия, а это Уильям Фолкнер. Она чистокровный бернский зеннен-хунд.

Я узнала породу. Мне было непонятно лишь одно: почему Уильям Фолкнер оказалась женского рода.

– А где Лилиан? – спросила я с четким ощущением того, что падаю в кроличью нору.

Тетя Оливия просунула пальцы правой руки под ошейник Уильяма Фолкнера, а левой рукой машинально поправила жемчужное ожерелье.

– Входи, Сойер. Ты не хочешь перекусить? Наверняка умираешь с голоду.

– Я недавно ела. Где Лилиан?

Тетя пропустила вопрос мимо ушей, пятясь в дом.

– Давай же, Уильям Фолкнер! Хорошая девочка!

Кухня бабушки была размером с весь наш дом. Я почти ждала, когда тетушка позвонит в колокольчик, чтобы вызвать повара, но быстро поняла, что она считает кормление других людей своим хобби и духовным призванием. Что бы я ни говорила и ни делала, так и не смогла разубедить ее сделать мне сэндвич.

Отказ от брауни вообще мог быть воспринят как объявление войны.

Я всегда за соблюдение личных границ, но моя любовь к шоколаду оказалась сильнее, и, оставив сэндвич в стороне, я откусила от брауни, а потом спросила, где бабушка.

Снова.

– Она на заднем дворе с организатором праздников. Налить тебе попить?

Я положила брауни на тарелку.

– Организатором праздников?

Но прежде чем тетя успела ответить, в кухне появился мальчишка, который совсем недавно держал меня на мушке.

– Лили говорит, что угрожать братоубийством – это дурной тон, – объявил он. – Поэтому она не никогда так не поступит.

Мальчишка уселся на стул рядом и уставился на мой сэндвич. Я молча пододвинула его ему, и он накинулся на него с жадностью маленького тасманского дьявола в голубой футболке поло.

– Мама, – проглотив кусок, сказал мальчик, – а что такое братоубийство?

– Полагаю, это то, чем не угрожает кое-кому его сестра, когда этот кое-кто пытается подстрелить ее из нерфа. – Тетя Оливия развернулась к кухонным шкафчикам. Секунды через три я поняла, что она делает еще один сэндвич. – Представься, Джон Дэвид.

– Меня зовут Джон Дэвид. Очень приятно с вами познакомиться, мадам. – Для сорвиголовы у него оказались весьма изящные манеры. – Вы