Климов сунул сотовый в карман, глянул еще раз на убиенного.

— Вишь, как спешат, сволочи! Ничего, парень, рано или поздно я за тебя рассчитаюсь.

— Константин Иванович, может, оперативную бригаду вызвать? — спросил Яша.

— Давно пора! — рявкнул Климов. — А я пока к своему другу смотаюсь. — Он ринулся в прихожую и уже от дверей бросил: — А ты меня здесь жди. Мы потом с тобой еще в одно место смотаемся.

Появлению в своем кабинете марсианина Щупаков удивился бы гораздо меньше, чем внезапно возникшей в проеме двери плотной фигуры Климова. Он на несколько секунд замер, пытаясь вспомнить наиболее существенные события последних дней и увязать их со столь неожиданным визитом главного сыскаря из МУРа, но сколько ни ломал голову, объяснения так и не нашел. Да и Климов вел себя довольно странно: дружески улыбался, весело буравил бывшего сокурсника слегка прищуренными стального цвета глазами и, по-видимому, ждал, когда он, Щупаков, сбросит с лица маску подозрительности, с шумом отодвинет кресло, шагнет навстречу и заключит его в свои медвежьи объятия. И хозяин кабинета в конце концов так и сделал. До объятий дело, правда, не дошло — хлопнули друг друга по ладоням, и Климов, продолжая улыбаться, спросил:

— Ломаешь небось голову, зачем этот сукин сын пожаловал… Отвечаю: поздравить с очередным званием, попить чайку, потрепаться.

— А есть о чем?

Климов не стал ходить кругами: к чему объяснять то, что всем окружающим известно. И в первую очередь самому Щупакову.

— Толя, — сказал он, — чтобы ты лишний раз у нас не светился, хочу тебя официально уведомить: Митасова Екатерина Васильевна на учете в МУРе не состоит.

У профессиональных боксеров есть выражение: уметь держать удар. Щупаков умел — бровью сукин сын не повел, когда его уличили в нечестной игре, но задумался, вытащил из сейфа бутылку коньяка, лимон, наполнил стаканы и, обращаясь скорее к самому себе, чем к собеседнику, сказал:

— Не очко меня сгубило, а к одиннадцати — туз. — Выпил, закурил и задумчиво уставился в потолок. — Я что, в разработку попал?

— Не ты — Линдер. В его конторе убили сотрудницу…

— Я читал… Муж на почве ревности. Так?

— Обставили так.

— Понятно. А слушал кто? — Щупаков кивнул на телефонный аппарат.

— Мой человек. Он работает в частном сыскном агентстве, так что… можешь не волноваться.

— Спасибо, — тихо обронил Щупаков. — Тебя интересует Линдер?

— Естественно.

— Он из поволжских немцев, всплыл два года назад не без помощи своих соотечественников. Во Гнукове арендовал гостиничный комплекс, открыл курсы для обслуживающего персонала — официантки, горничные, дежурные по этажам…

— Это — официально, а неофициально — девочки по вызову. Так?

— Не совсем. У него девки больше катаются, — усмехнулся Щу-паков. — В международных поездах и поездах дальнего следования. Проводник куплен, охранник свой, билеты в «СВ» приобретают загодя, так что никакого криминала — где залезешь, там и слезешь.

— Значит… там ты им уже не «крыша»? — помолчав, спросил Климов.

— Там у них уже своя «крыша» — начальник поезда, ревизор, железнодорожная милиция, служба безопасности, таможня, санэпидемстанция. — Щупаков погасил сигарету и мрачно добавил: — Многие девки не возвращаются.

— По каким причинам?

— Я думаю, их продают в бордели.

— С их согласия?

— Сложный вопрос… Представь картинку: молодая красивая девка впервые попадает на Запад, в шикарный бордель, где все по высшему классу — и клиент, и оплата, и так далее… Представил?

— Представил.

— А дальше сюжет развивается примерно так… Ей говорят: «Поработай годик — вернешься домой в шелках и собственном лимузине». И подсовывают контракт, да еще на иностранном языке… И девочка подписывает. Она ведь не просто юридически неграмотный человек, она вообще дура — восемь классов какой-нибудь украинской сельской школы. И все, тушите свет — паспорт отбирают, виза кончается, и она — никто.

— Так это ж работорговля!

— В первозданном виде.

— И ты пальцем не шевельнешь, чтобы этот бардак остановить?

— А что я могу поделать?

— Подумай! — вскипел Климов. — Тебя ведь держат за болвана! — Кто?

— Линдер.

— Не понял.

— Не понял — объясню… Ты думаешь, что контролируешь в своем районе проституцию… Линдера это вполне устраивает, ибо на самом деле он торгует живым товаром… Теперь представляешь, во что ты влез?.. Карты и девочек не искоренишь. Они — бесплатное приложение нашей, демократической, жизни. В МУРе и в главке об этом прекрасно знают, поэтому и смотрят сквозь пальцы на то, что некоторые наши работники на этом деле кое-чего имеют, но это мнение сразу же изменится, если станет известно, что некий работник контролирует не карты и ночных бабочек, а невольничий рынок!

Лицо Щупакова от растерянности, мгновенно вылившейся в ярость и злость собаки, у которой из-под носа стянули кусок мяса, пошло красными пятнами, пальцы правой руки непроизвольно сжались в могучий кулак.

— Костя, я тебе его голым сдам! — воскликнул он с грозным придыханием.

— Зачем же мне? — возразил Климов. — Я тебе аудиенцию с министром устрою… Лично доложишь!

Щупаков отшатнулся от приятеля, как черт от ладана, вскочил, замахал руками, попятился.

— Ну его к лешему! Он меня в главк переведет, на повышение, так сказать, а мне это повышение… Ну, зачем козе баян?

«Он прав, — вздохнул Климов. — Главк — клетка: телефоны слушают, друг за другом присматривают, пьют за углом, чтобы пошептаться, в туалет бегают… А здесь — благодать, сам себе хозяин».

— Ладно, сдадим эту сволочь по инстанции.

— Не сдадим, а сдашь, — сказал Щупаков. — Ты сдашь. А я тебе помогу — я твой должник. На веки вечные. Договорились?

Климов, соглашаясь, кивнул.

— И последний вопрос, Толя… Тебе звонил Воропаев?

— Вчера. Мы сегодня с ним встречаемся в кафе «Аист». Это рядом с Лефортовским рынком. В семь вечера.

— Можешь не ходить, — сказал Климов. — Два часа назад его убили — удавили тонким шнуром в собственной квартире. Чисто сицилийское убийство. И мне кажется, что это убийство связано с его звонком к тебе: кому-то очень не хотелось, чтобы вы встретились и поговорили. Кому — не догадываешься?

Щупаков сообразил.

— Сидорову, — сказал он, помолчав. — Линдер работает под его крышей… Чем же я ему насолил?

— Не ты — Воропаев.

— Значит, я у Сидорова тоже под колпаком? — предположил Щупаков.

— Что под