Перцов стал работать по Средней Азии — Узбекистан, Таджикистан, Киргизия.

Куратор Перцова, им оказался его вербовщик, подполковник КГБ Владимир Владимирович Семенов, сказал:

— Не спеши. Вживайся. Создавай собственную информационную сеть. Помни: информатор не должен знать, что представляет собой какую-то ценность, он просто твой собутыльник, обладающий природной склонностью к сплетням. Его надо только слушать. Аналитическая работа — на потом, когда останешься один. Или придешь с докладом ко мне. Все. С Богом!

К наркоманам Перцов внедрился легко. Он «случайно» встретил во Фрунзе «чалившегося» вместе с ним домушника Фиму Гвоздева по кличке Гвоздь, у которого была твердая криминальная репутация. Гвоздь встрече обрадовался и предложил взять квартиру по наколке. Дело выгорело. Гвоздь привел Перцова на блатхату, представил, колесо завертелось…

Основными потребителями киргизского гашиша были исконно лагерные регионы — Кемерово, Новосибирск, Омск. В те годы гашиш давал более ощутимый доход, чем опий. При правильной постановке дела его можно было получать и копить тоннами. А гнать в Сибирь, в те места, где преобладали лагеря и колонии. Тамошняя братва расплачивалась лесом: досками, брусом, фанерой, — который реализовывался через торговые базы. Полученная сверхприбыль оседала в карманах криминалитета и партийно-хозяйственного актива. Этот процесс назывался отмыванием наркоденег, и в нем по уши сидел вор в законе Мурат Хаджиев, на которого работал друг Перцова Гвоздь. Он и проболтался о времени и месте встречи курьера из Кемерова с барыгой…

План операции был прост. Контора берет курьера, Перцов и его напарник — блатхату. Задача: уничтожить барыгу, изъять деньги и ценности. И — маленький пожар. Для прикрытия.

Куратор выдал ребятам оружие, ампулы с огневой смесью и шприцы с психостимулятором — «винтом».

— С Богом!

Ребята нырнули в машину, подъехали к знакомому дувалу. Затаились. Когда раздался условный сигнал, мигом приставили к стене лестницу-шест и оказались во дворе. Перцов устранил охранника, напарник — собаку. И — в дом.

Барыга не успел опомниться, как получил удар стволом в живот. Ему тут же связали руки, ноги, а на голову натянули полиэтиленовый мешок с ватой, обильно смоченной нашатырным спиртом — немой заговорит!

— Где тайник?

Через двадцать минут барыга сломался. Ребята забрали товар, золото, деньги, разбили зажигательные ампулы и быстренько смылись.

На следующее утро Гвоздь по секрету сообщил Перцову, что «русаки» замочили барыгу, забрали отраву и свалили домой, спалив блатхату. Таким образом, вина за содеянное целиком и полностью легла на плечи «русаков». Авторитеты решили наказать виновных. Для этого дела в Кемерово и Омск отправили группу «исполнителей» — киллеров. Началась междоусобная война — война авторитетов…

Органам МВД и прокуратуре такая война была на руку, и они всячески поддерживали ее — стравливали преступные группировки. Но вскоре авторитеты разобрались, что к чему, поняли, что их уничтожают собственными руками, и приняли меры. В 1990 году воры Средней Азии и Казахстана собрали большой сходняк и постановили: всех, кто будет разделять преступный мир по национальному признаку, убивать. И в зонах, и на свободе. Преступный мир — интернационален!

Факт есть факт, и от него никуда не денешься. Воры оказались гораздо мудрее и проницательнее официальных правителей, и принятое решение помогло занять им в будущем, демократическом, обществе главенствующее положение.

В 1991 году СССР развалился. Республики обрели независимость. В стране начался хаос, полнейшая неразбериха, и в этой неразберихе первыми всплыли на поверхность авторитеты. Они захватили ключевые посты, повели борьбу за чистку кадров. Крестные отцы получили возможность свести счеты с теми, кто им когда-то мешал. Замаливая грехи, им активно помогали многие сотрудники МВД. Одной из первых жертв этого невидимого террора стал куратор группы Перцова подполковник КГБ Владимир Владимирович Семенов. Его машину взорвали на перевале, и он триста метров падал в глубокое ущелье. Перцов и его напарник остались без хозяина.

Родин знал: есть люди, которые умеют врать. К их числу относился, например, Яша Колберг. В его байках правда всегда выглядела вымыслом, а ложь — правдой. Перцов, по всей вероятности, тоже умел врать, но в его рассказ Родин поверил сразу. И не потому, что фамилию подполковника Семенова он слышал из уст Егорова, под началом которого год служил в КГБ, нет, он просто почувствовал, что парень говорит правду, нутром почувствовал, как мышь сало, и сейчас думал и задавал себе лишь один вопрос: как парень весь этот ужас вынес, как у него хватило сил столько лет молчать и каким образом он добрался до него, Родина. Действительно, как ему это удалось?

— Ты на меня через кого вышел?

Перцов хитровато прищурился.

— Один паренек, я с ним служил в Афганистане, возил командира полковой разведки…

— Яша Колберг!

— Верно. Яшка, — подтвердил Перцов. — Я с ним встретился, рассказал все, как есть, и он посоветовал мне обратиться к вам. Сказал: Родин из Конторы, будешь работать на него.

— А ты собираешься работать?

— А что мне еще остается делать? Меня как такового, Дмитрия Васильевича Перцова, на свете нет. Я похоронен на Кузьминском кладбище. Могилка даже есть. Красивая могилка… Родители постарались, дай им Бог вечного успокоения! Пришел я их навестить и… встретил брата.

— Василия?

— Володьку. Близнецы мы с ним.

— А почему он в армии не служил?

— Отмазался. Наглотался какой-то дряни, полгода на горшке просидел, но своего добился: белый билет получил.

— Ну и как прошла ваша встреча?

— На уровне, — усмехнулся Перцов. — Наврал я ему с три короба… И как в плен попал, и как мусульманство принял, и как в Турции проживал, и как, соскучившись по родине, пробрался на советский сухогруз, спрятался в трюм и сидел там до самой Одессы.

— Поверил?

— Как отцу родному. Всплакнул, документы мне липовые достал. — Перцов выудил из кармана пиджака паспорт, бросил на стол.

— Грабарь Петр Иванович, — прочитал вслух Родин. — А братец твой — Слепнев. Почему?

— Не захотел светиться, — сказал Перцов. — И ему это удалось. В карточном мире его знали как Слепня. Злого. Кусачего. Беспощадного. Чему вы улыбаетесь?

— Странной судьбе братьев Перцовых… Ты погиб в Афганистане под своей фамилией, продолжаешь жить — под чужой, он жил под своей фамилией, погиб — под чужой. Фантастика! Василий удивился твоему возрождению?

— Отнесся философски. Сказал: «Бывает… что и бабка рожает».

Родин закурил, подошел к окну и распахнул форточку.

— Сколько ты на этой даче просидел.

— Три месяца.

— Ты мог найти меня и поговорить после беседы с Колбертом. Но вместо этого, казалось бы, самого естественного решения, предпочел более сложное и запутанное: подставил Василия и стал ждать, когда я выйду