все это просмотрели — " лист за листом, страницу за страницей. Только если мои поиски ни к чему не приведут, я повторю проделанную ими работу. В студенческой квартире, где несколько сот книг, дело это более чем трудоемкое. Нетронуты были только всякие бытовые приспособления, стены и полы. Я методически осмотрела все комнаты в поисках отслоившихся досок или плиток. Найдя несколько таких, я отбила их с помощью молотка, который валялся под кухонной мойкой, но не нашла ничего, кроме давних, оставленных термитами дырочек. Затем я обыскала ванную, осмотрела душ и всевозможные трубы. Это была нелегкая работа. Мне даже пришлось сходить в машину за инструментом, чтобы перекрыть воду. Понадобилось больше часа, чтобы развинтить ржавые соединения. Я не была удивлена, не найдя в них ничего, кроме воды, — если бы кто-нибудь их развинчивал, они поддавались бы легче.

Было уже половина седьмого, солнце садилось, когда я вернулась в кухню. Стул, где сидел Питер Тайер, стоял спиной к плите. Существовала вероятность, что пропавшая вещь или бумага не была нарочно спрятана, просто ее случайно уронили. Кусок бумаги, например, мог залететь под плиту. Я легла на живот и посветила под плиту фонарем. Но щель была слишком узкая, и я почти ничего не видела. Как тщательно должна вести я поиски? Все мои мышцы болели, а фенилбутазон я оставила в квартире Лотти. Но я пошла в гостиную, достала несколько кирпичей из книжной стенки, сделанной из кирпичей и досок. Пользуясь домкратом как рычагом и кирпичами как упором, я медленно приподняла плиту. Работа эта была очень трудная, каждый раз, когда я приподнимала плиту и старалась подложить под нее кирпич, все мое сооружение рушилось. В конце концов мне все же удалось заложить кирпич с правой стороны. После этого было уже легче управиться с левой стороной. Я проверила газовую трубу, не слишком ли она напряжена, и аккуратно подняла плиту на второй кирпич. Затем я вновь опустилась на живот и заглянула под плиту. Под ее дном белел приклеившийся к ней листок бумаги. Я медленно, стараясь не порвать, отлепила его и пошла к окну, чтобы внимательно рассмотреть при дневном свете.

Это был напечатанный под копирку текст на листке размером около восьми квадратных дюймов. В левом верхнем углу стоял штамп «Аякса». На нем было написано: «Черновая копия, не подлежит передаче». Выписан документ был на имя Джозефа Гильчовски, 13227, Южный Инглсайд в Мэттесоне, Иллинойс. Он мог отнести его в банк и заверить, после чего «Аякс» должен был перечислить сумму в 250 долларов в банк для последующей выплаты в качестве компенсации за трудовое увечье. Имя Джозеф Гильчовски мне ничего не говорило, а сам документ казался вполне законным. Что может быть в нем важного? Это мог знать Ральф, но я не хотела звонить ему отсюда — лучше поставить плиту на место и смыться, пока еще не поздно.

Я опять приподняла плиту с помощью домкрата и вышибла кирпичи. Плита с глухим стуком встала на свое место. Оставалось надеяться, что в квартире внизу нет никого дома или, если кто-нибудь и есть, он слишком занят, чтобы вызывать полицию.

Я собрала свои инструменты, аккуратно свернула бланк, положила его в карман своей рубашки и вышла. На втором этаже внезапно открылась дверь.

— Я водопроводчик, — пробасила я. — Сегодня вечером на третьем этаже не будет воды.

Дверь закрылась, и я спокойно оставила дом.

Глава 10

Прекрасные люди

Когда я вошла в гостиную, Лотти подняла свои густые брови.

— У тебя походка победительницы, — сказала она. — С твоим офисом все в порядке?

— Нет, но я нашла то, что все они искали. — Я вынула бланк и показала его Лотти. — Посмотри. Ты что-нибудь в этом понимаешь?

Она надела очки и, выпятив губы, внимательно прочла то, что я ей дала.

— Ты знаешь, иногда, когда мне платят за медицинскую помощь жертвам несчастных случаев в промышленности, я просматриваю такие документы. Насколько я понимаю, здесь все в порядке. Обычно я их не читаю, только бегло проглядываю, подписываю и отправляю в банк. И имя Гильчовски ничего для меня не значит, я только вижу, что это польское имя. Может быть, все дело именно в этом имени?

Я пожала плечами.

— Не знаю. Для меня оно тоже ничего не значит. Но на всякий случай я все же сделаю копию и хорошенько ее спрячу... Ты поела?

— Я ждала тебя, дорогая.

— Тогда позволь мне пригласить тебя на ужин. Я очень голодна; чтобы найти этот бланк, пришлось много поработать, в том числе и физически, хотя не обошлось и без головы, — ничто так не развивает логическое мышление, как университетское образование.

Лотти приняла мое предложение. Вымывшись под душем, я надела мои самые приличные брюки. Мое облачение дополнили модная рубашка и свободный жакет. Кобуру я аккуратно прикрепила слева под мышкой. Бланк убрала в карман жакета.

Когда я вышла в гостиную, Лотти внимательно меня оглядела.

— Ты хорошо прячешь свою игрушку, Вик. — Видя мой недоуменный вид, она рассмеялась: — Дорогая, ты оставила пустую кобуру в кухонном мусоре, а я знаю, что не приносила в дом «смит-и-вессон». Поехали?

Я рассмеялась, но ничего не сказала. Лотти отвезла меня на угол Белмонт и Шеридан, и мы просто, но вкусно поужинали в винном погребке гостиницы «Честертон». Первоначально это был винный погреб, но затем его превратили в небольшой ресторан. Лотти с удовольствием выпила их кофе и съела пару пышных венских пирожных.

Когда мы вернулись домой, я настояла, чтобы мы проверили и парадную и черный ход, но никого не было видно. Войдя, я тут же созвонилась с Ларри Андерсоном, моим мастером по ремонту, и сговорилась с ним, чтобы он привел в порядок мою квартиру. На завтра у него была большая работа, и он обещал прибыть с лучшими своими помощниками во вторник. Не стоит благодарности, он с удовольствием это для меня сделает. Затем я связалась с Ральфом и договорилась, что мы с ним поужинаем завтра вечером в ресторане «Ахаба».

— Как лицо, лучше? — спросил он.

— Спасибо, куда лучше. Завтра вечером у меня будет вполне приличный вид.

В одиннадцать я пожелала Лотти покойной-покойной ночи и завалилась в постель. Уснула я мгновенно, точно провалилась в черную дыру. Лишь много позже мне стали сниться сны. На обеденном столе моей матери стояли красные венецианские бокалы. «А теперь возьми ноту си, Вики, и постарайся ее удержать». Я взяла и с колоссальным усилием удержала ноту. К моему ужасу,