— Князь Павел Дмитриевич Львов. Он окружил знаменитого танцовщика утонченной заботой, занимался его художественным воспитанием, купил ему рояль, помог дорого и со вкусом обставить комнаты, подарил золотое кольцо с бриллиантом, оплачивал его уроки у лучшего маэстро Чекетти.

— Когда мы сидели в Доме литераторов, я заметил, что многие называли вас именно так — маэстро, мастер… — Яша бросил на Теплова вопросительный взгляд. Тот кивнул, пояснил с улыбкой:

— В Италии любого человека, хорошо знающего свое дело, будь он плотник, юрист, сапожник, называют маэстро. Это не звание, это признание мастерства. Так что если студенты меня кличут: «Мастер», то это совсем неплохо, это значит, что я кое-чего добился. — Теплов подошел к окну, печально скрестил на груди руки. — Однажды Павла Дмитриевича Львова навестил Дягилев и убедил его в том, что если тот хочет Нижинскому добра, то должен отдать его ему. И что вы думаете? Князь согласился. Так совместилось, казалось бы, несовместимое — нежный, мягкий Нижинский и тщеславный бульдог Дягилев. А на пальце Нижинского в результате этой сделки засверкало массивное платиновое кольцо с сапфиром от Картье. Вы вправе спросить: был ли счастлив Нижинский? Думаю, нет. Он шастал к проституткам, легко сходился с мужчинами определенной сексуальной направленности, а однажды Дягилев застукал его в объятьях самого Опоста Родена. Нервы не выдержали. Ни у того, ни у другого. И они на время разошлись. И во время этого развода Нижинского обольстила весьма самоуверенная или, как сегодня говорят, крутая танцовщица Ромола де Пуль-ски. Ей, видите ли, приглянулась звезда русского балета, и она решила женить его на себе. И добилась своего. И родила ему двух дочерей, но… Без танца, без мужчины-покровителя Нижинский уже жить не мог. Но он не мог и повернуть время вспять, и наступила расплата — тихое помешательство, безумие, которое, однажды схватив его, уже не выпускало до самой смерти. — Теплов выбросил сигарету в открытую форточку и вернулся к столу. — Небось удивляетесь, к чему, мол, старый дурак клонит? Да к тому, молодой человек, что к моменту моей встречи с Ольгой Сергеевной я уже хорошо знал быт и нравы гомосексуалистов, поэтому не особенно удивился, когда в один прекрасный вечер Оля, театрально откинув головку, заявила: «Высшим проявлением любви мужчины к женщине люди считают близость, я — наоборот…»

Мы расстались, но дружеские отношения сохранили. Оля часто приглашала меня в гости, знакомила с подругами… Краева — одна из них. Так что ваш вопрос: «Зачем? С какой целью?» — по-моему, совершенно не уместен — не вписывается он в формулировочку, которую придумали и разнесли по всему миру хитрожопые французики: «Шерше ля фам— ищите женщину».

— А вас не смутило, что Краева — жена брата Ольги Сергеевны? — спросил Яша.

— Нет. История знает повороты покруче. Да что там говорить! — воскликнул Теплов. — Все мужья спят с подругами своих жен — тайна гарантирована. А вы… — Он махнул рукой. — Небось до сих пор трахаетесь под одеялом?

— Я предпочитаю с открытой форточкой, — улыбнулся Яша. — Глеб Михайлович, а что, если мы проверим Ольгу Сергеевну…

— Что значит «проверим»?

— Вы утверждаете, что она познакомила вас с Краевой, поила и кормила от чистого сердца. Я — совершенно противоположного мнения… Думаю, все делалось с учетом перспективы.

— Вы хотите сказать, что она все заранее обдумала и просчитала?

— До минуты, — кивнул Яша. — Вспомните, что произошло накануне.

Теплов откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза ладонью.

— Где-то в обед мне позвонила Ольга. Сказала, что Андрей Сергеевич укатил к приятелю в Сергиев Посад, вернется вечером следующего дня. И что меня ждет Краева. Я поблагодарил, но… Понимаете, в тот день у меня была защита — один из моих учеников, Володя Топоров, очень обещающий поэт, искренний и чистый, как слеза, защищал диплом. Затем, естественно, — банкет. Впрочем, банкет — громко сказано. Обыкновенное домашнее застолье. Отказаться от приглашения я не мог — смертельная обида, поэтому свидание с Краевой пришлось отменить. Ольга недовольно фыркнула: «Опять небось надерешься?» Я, помню, печально вздохнул, а она сказала, что заедет за мной, когда все это безобразие кончится. Безобразие кончилось часа в два ночи. Я позвонил ей, она приехала и отвезла меня на дачу.

— А прежде такое бывало?

— Что?

— «Часа в два ночи», — ядовито процедил Яша.

— Нет. — Теплов опустил голову и долго молчал, рассматривая носки своих, видавших виды, когда-то модных полуботинок. — В чем суть вашей проверки?

— Иконы. — Яша коротко изложил просьбу Климова.

— Значит, вы считаете, что подлинники у нее?

— Предполагаем.

— Ну что же, поехали. — Теплов придвинул к себе бутылку. — Не возражаете, если я на дорожку рюмочку дерну?

Яша помрачнел.

— Глеб Михайлович, дайте слово, что из рамок приготовленного нами скандала вы не выйдете.

Теплов выпил и посмотрел на Яшу, как на мамонта, внезапно явившегося к нему в гости из глубин веков.

— Могу заверить, что слово алкоголика стоит столь же дорого, как и бутылка водки — четвертак.

— Так вы понимаете, что…

— Осознаю.

— И продолжаете пить…

— Сломался я… водолаз! — Теплов расхохотался. — Ловко ты меня все-таки обмишурил!

— Глеб Михайлович, но ведь другие…

— Что другие? — воскликнул Теплов. — Другие мне не указ, им легче, они и в той жизни кого-то обслуживали, и в этой не растерялись — одни в ларьках торгуют, другие на панель пошли, третьи откровенно побираются, как один мой знакомый из симфонического оркестра при Гостелерадио СССР. Он теперь в подземном переходе на станции «Охотный ряд» на аккордеоне играет. Нацепил тельник, потрепанную капитанскую фуражку и вперед — «Севастопольский вальс помнят все моряки…» Деньги сыпятся — только руки подставляй!.. А я так не могу. Я — поэт, лауреат Государственной премии, профессор, семинар в Литературном институте имени Горького веду, а оклад — стыдно сказать — сто пятьдесят рублей. Можно на такие бабки жить? Можно, если наплевать на стыд и совесть. И люди плюнули — а что еще делать? — плюнули, и вся грязь, что таилась в их душах, всплыла на поверхность, на свободу вырвалась, как джинн из бутылки. И теперь мы имеем то, что имеем — грабежи, убийства, повальное пьянство и воровство. Воруют все. От подсобного рабочего до Президента. Работяга — по мелкому, а Президент… Его дочка в Германии замок отхватила, который, между прочим, охраняется государством как памятник архитектуры. Вот это размах! Это по-русски — «читайте, завидуйте, я — гражданин Советского Союза!»

Магнитофонная запись разговора

Турусовой О. С. и Теплова Г. М.

Турусова: Ну и долго мы в гляделки играть будем?

Теплов: Не торопись. Поговорим.

Турусова: Пора уж… А то смотришь… как баран на новые