– Ваш друг присутствовал при этом разговоре?

Я не знала, как я выгляжу и получается ли у меня сохранять самообладание, но очень надеялась на это.

– Разговор был в книжном клубе. Кадзуро был в комнате, но не могу сказать, слышал ли он нас. Не знаю.

Этот ответ был универсальным: неважно, что Кадзуро ответил бы на аналогичный вопрос. Если он скажет, что был, значит, просто услышал наш разговор. Если уверенно заявит, что не был, я разведу руками и скажу – ну вот, видите, он ничего не слышал.

– Вы нервничаете?

Я искренне ответила:

– Конечно! Погибла девушка, которую я знала, и теперь я на допросе…

– Откуда вы знаете, что она погибла? – быстро спросил полицейский.

– Ваш человек сказал об этом, когда мы шли сюда за машиной.

– А… Ну хорошо. После того, как хозяйка вам рассказала, что к госпоже Танаке приходил молодой человек из того дома, куда вы направились со своим другом?

Кадзуро, конечно, не будет отрицать, что он ездил к дому Одзавы. Точно так же он не станет отрицать то, что я не поехала с ним: в конце концов, нас в этот момент могло видеть много людей. Значит, поступим так – я расскажу свою часть истории про посещение велосипедного мастера, все равно так или иначе полиция узнает про это. А вот о том, что Кадзуро лазил в дом Одзавы, я не скажу ничего. Если они знают или узнают об этом, я всегда могу немного «продлить» свой визит к мастеру и сказать, что подъехала к дому Одзавы, когда Кадзуро уже обошел его. Не видела, что лазил. Считаю ли я, что мог лазить? Нет, не считаю, но в любом случае ничего не видела.

– Кадзуро поехал к тому дому, посмотреть, нет ли около него того молодого человека, которого он мог бы спросить про Яэ. Я осталась ждать у рекана, потом решила поехать за ним и увидела, что с велосипеда слетела цепь. Тогда я вернулась сюда и спросила хозяйку, нет ли в Мукомати мастера. Мастер здесь действительно есть, и он помог мне с цепью. Потом я поехала за Кадзуро, но он уже ехал мне навстречу.

– Зачем вы остановились у дороги?

Я вспомнила, что Кадзуро зашел за куст – перед тем самым моментом, когда я увидела «Ниссан», – и сказала полицейскому, что моему другу нужно было отойти. Он засмеялся, сказал, чтобы я подождала немного, и вышел. Вместо него зашел второй полицейский и сел на его место, но уже ничего у меня не спрашивал.

Почти сразу из соседней комнаты послышался диалог, но слова звучали так глухо, что я не могла ничего разобрать, как ни напрягала слух. Да и дождь, который совсем разошелся и уже вовсю барабанил по крышам, мешал слушать.

Разговор с Кадзуро закончился быстрее, чем со мной, – видимо, он действительно твердил: «Ничего не знаю, спрашивайте госпожу Арисиму». Я приободрилась, но рано. Тот полицейский, что допрашивал меня, вернулся, но не один, а с Кадзуро. Посадив его рядом со мной, он сказал:

– Вы говорили, что госпожа Танака упоминала о своей поездке в Мукомати в книжном клубе. А вот господин Накадзима говорит, что разговор был в рекане в Киото. Как вы это объясните?

Кадзуро, как и я, все взвесил, – и тоже догадался, что погибшей можно приписать любые слова. Правда, он так старался увести разговор от Мурао, что упомянул не книжный клуб, а рекан. Но это-то как раз не страшно.

– Разговор был в книжном клубе, – уверенно сказала я. – По крайней мере, в начале прошлой недели. Но, может быть, она говорила об этом где-то еще: этого я не знаю.

Умница Кадзуро подхватил:

– В рекане она тоже говорила об этом, только намного раньше. Когда – не помню. Может, недели две назад. А вот в клубе… может, меня там и не было?

– Был, только ты с кем-то говорил, кажется, и, наверное, не слышал.

Оба полицейских внимательно слушали наш разговор.

– Ну хорошо, – наконец сказал тот, что допрашивал меня. – А как вы объясните то, что господин Накадзима лазил в окно дома Одзавы?

Это был удар. Мне-то казалось, что допрос идет к концу, и идет удивительно гладко. Я уже успела мысленно похвалить и себя, и Кадзуро за то, как ловко мы выпутались, даже не сговариваясь, и вот…

Я быстро посмотрела на него, но по его лицу нельзя было угадать, о чем он говорил в соседней комнате, – и я решила придерживаться той линии, которую продумала несколько минут назад. Я нахмурилась и покачала головой:

– Ничего такого не видела, господин полицейский. И, если позволите, тут явно какая-то ошибка.

– Нет. Один крестьянин видел его вылезающим из окна.

Я хотела сказать, что никаких крестьян рядом не было, но прикусила язык – меня-то ведь вообще «не было» около дома в то время, как там был Кадзуро. Вместо этого я сказала:

– Когда я подъехала к тому дому, Кадзуро уже ехал мне навстречу. Я не видела, чтобы он лазил в окно.

Сам Кадзуро был удивительно спокоен – видимо, то, что я говорила, никак не расходилось с его утверждениями. Но ведь его видели! Не могли же полицейские придумать это сами и угадать?

Тут в дверь раздался стук, и пожилой полицейский открыл. На пороге показался еще один полицейский, который что-то тихо сказал и снова скрылся.

– Вы правы, тут действительно ошибка. Тот крестьянин вспомнил, что человек, который вылезал из окна дома Одзавы, был в черной юката.

Кадзуро, который сегодня был одет на европейский манер в брюки и бежевую рубашку, просто лучился спокойствием. Вот ведь у него выдержка! Получается, тот крестьянин разминулся с Кадзуро буквально на пару минут и успел увидеть того человека, что подкинул письмо. При этом он не видел меня – я ведь пряталась за дзельквой.

Поразмыслив, я решила, что крестьянин шел со стороны поля, и в очень удачный для нас момент.

– Ладно, молодые люди, – сказал пожилой полицейский. – Езжайте. Только оставьте свои адреса на всякий случай.

Я написала требуемое в книжке у полицейского, и мы с Кадзуро вышли из рекана. Дождь хотя и стал тише, но еще не заканчивался.