Пять страниц — воспоминания о прошлом (детство, отрочество, юность), переплетающиеся с историческими сведениями познавательного характера.

Беседа героя с председателем месткома (руководителем предприятия, секретарем парторганизации, представителем главка, заместителем министра), приоткрывающая завесу над теми трудностями, которые предстоит преодолеть герою. Это — три-четыре страницы, не больше.

Пол-абзаца — преодоление трудностей. Кульминация. Философское осмысление морального облика положительного героя.

Заключительный аккорд (полторы страницы) — возвращение героя после работы домой, вечер, половодье огней, гудки автомобилей, негромкая песня, доносящаяся откуда-то из-за невидимой реки, светлая грусть и легкое чувство голода.

Многоточие...»

Рядом с этим рецептом на доске помещалась МЭЖДК — Малая Энциклопедия «Железнодорожника Кузбасса»:

«АБЗАЦ — фраза, начинающаяся с красной строки. Имеется в каждой статье, чего нельзя сказать о мыслях.

АВТОР — человек, который встречает после опубликования своей статьи единственную знакомую строчку — собственную подпись.

БЛОХА (газетная) — особый род насекомого, на которое не действует химия.

ВОДА — жидкость, занимающая четыре пятых поверхности земли. В такой же пропорции содержится в отдельных корреспонденциях.

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР — человек, главнее которого лишь читатель.

ГОНОРАР — см. касса.

ЗАМЕТКА — см. чичирка.

ИНФОРМАЦИЯ — газетное блюдо, которое рекомендуется подавать в замороженном, подсоленном, маринованном, провяленном (пусть даже чуть с душком), но только не в свежем виде.

КАССА — отверстие в стене, возле которого на память приходят изречения, вроде — «рука дающего да не оскудеет».

НЕЛЬЗЯ — слово, которого не имеет права помнить журналист.

ОПУС — в переводе с латинского — творение, без которого развитие человечества приостановилось бы. Рождается чаще всего под пером начинающих журналистов.

ПОЛОСА — газетная страница. Бывает 1-я, 2-я, 3-я, 4-я, иногда бывает и интересная.

РУЧКА-САМОПИСКА — то же, что скатерть-самобранка. Мечта любого журналиста.

ХВОСТ — нечто, подлежащее усекновению, когда статья не лезет в полосу.

ЧИЧИРКА — тот самый золотник, который и мал, да дорог.

ЯЯ — река, левый приток Чулыма. Хотя имеет два «я», тем не менее ведет себя скромно».

На этом энциклопедия кончалась. Я достал авторучку и приписал под ней: «ЯША — имя нашего сотрудника, которому не грозит опасность умереть от скромности».

Позвал Якова. Он прочитал, восхитился:

— Молодец, старик, делаешь шаги!

Попросил у меня ручку, написал на полях МЭЖДК:

Однажды, лежа на боку,

Он написал одну строку,

И род людской теперь уверен,

Что журналистом стал Падерин.

Мне отмщение, и аз воздам...

6

Написал первый очерк. Пошел он почти без правки. Даже на летучке отметили.

Не удержался — постоял возле киоска, где продаются газеты: понаблюдал за выражением лица, когда люди разворачивали газету и видели в ней мой подвал. Не чичирку, не верхушку и даже не сапог — подвал. И под ним — мою фамилию.

А на следующий день звонит по телефону герой творения, паровозный машинист:

— Что ты наделал, черт бы тебя побрал: все депо надо мной покатывается!

С будущим героем своим я и на паровозе проехал, и в депо возле него потолкался, и с товарищами из бригады поговорил — все легло в очерк, всему нашлось место. И лишь одну-единственную детальку не углядел — она и погубила материал.

У меня там описывалось, как машинист повел тяжеловесный состав на подъем и, движимый естественным чувством тревоги, высунулся из окна паровозной будки, чтобы оглядеть километровый хвост вагонов. Ну, а коль скоро он высунулся наружу, ветер, естественно, не упустил случая и растрепал волосы.

На страницах очерка растрепал, конечно, а в действительности человек оказался... лысым.

Почему я этого не увидел? Во время всех наших встреч мой машинист каждый раз представал передо мной в старенькой форменной фуражке, а мне и невдомек, что под нею могла затаиться этакая мина замедленного действия.

Трагикомическая история пошла, само собой, мне на пользу, с первых шагов научив величайшему уважению к документальному жанру.

И все же «мины» на моих страницах продолжали от случая к случаю взрываться еще довольно длительное время.

Был эпизод, когда, рассказывая о поездном диспетчере, я изобразил совершенно невинную сценку: в минуту отдыха герой достал портсигар и закурил. В чем тут могла быть неточность? На этапе сбора материала я собственными глазами зафиксировал тот непреложный факт, что диспетчер принадлежал к неисчислимой армии курильщиков. Ошибка на этот раз подстерегала с другого, совсем вроде бы неожиданного конца: описываемый мною человек чаще всего курил «стреляные» папиросы и никогда не имел собственного портсигара.

Маленький, едва заметный промах автора, но на него тотчас обратили внимание приятели диспетчера и так стали донимать бедного насмешками, что тот вынужден был раскошелиться и приобрести-таки портсигар.

«Портсигар» запомнился еще и потому, что в очерке, уже после опубликования, обнаружились корявые фразы — они немедленно перекочевали в «Тяп-ляп», редактором которого стал к тому времени Яша Симонов.

— Не расстраивайся, старик, — утешил он, — я тебе покажу прежние выпуски, там еще не такие ляпы встречались.

И показал:

...Железнодорожная станция эта основана князем Владимиром в X веке.

...Остался позади веселый и вместе с тем немного грустный вечер. 102 выпускника ушли в прошлое.

...Миллионы механических конских сил таятся в волнах реки.

...Дело упиралось даже не столько в сам корпус, сколько в отверстия, которые нужно было сверлить в нем.

...Возле веснушчатого, высокого и широкоплечего человека царило оживление, нарушаемое дружным хохотом.

...23 сентября в вагоне было обнаружено птичье гнездо, а через два дня — другие крупные дефекты.

...Ударил его сзади по голове методом, не применяемым даже в американском боксе.

...Приближался День железнодорожника. Местком постановил привить эту дату детям конфетами и печеньем.

...Это было начало дела, или, как говорят спортсмены, финиш...

Я был от души благодарен Яше: учись, как надо писать, учись и тому, как не надо писать. Последнее иногда приносит даже большую пользу.

7

Письмо начиналось так:

«Вот если токарь там, слесарь или еще кто допустит на производстве брак продукции, его наказывают — штрафуют, объявляют выговор, понижают разряд и т. п. Почему же писатели избавлены от таких мер, если даже печатают явный брак?!»

Слова «явный брак» были дважды подчеркнуты, и эти две злые змейки ужалили меня в самое сердце: письмо пришло как отклик на публикацию очерка, в котором автор разгневанного послания фигурировал в качестве главного героя. Положительного, как принято выражаться, героя. Чем я мог разобидеть его? Да еще до такой степени, что заслуживал штрафа, выговора, понижения разряда?

...Мы «притирались» с ним друг к другу с большим