– Сойер, это моя сестра. – Вспомнив о манерах, Уокер начал представлять нас друг другу. – Кэмпбелл, это…

– Сойер Тафт, – закончила Кэмпбелл с точно такой же обворожительной улыбкой, как и у брата. – Я знаю. Лили познакомила нас на этих выходных.

– Ты была с Лили? Она мне ничего не сказала. – Он повернулся ко мне: — Ты тоже ничего мне не сказала.

Его сердитый взгляд снова остановился на сестре.

– И с каких пор ты тусуешься с Лили?

«С тех пор как она ПОХИТИЛА меня…» Я ждала, когда Кэмпбелл спустит курок.

Но она ничего – ни слова – не сказала ни о похищении, ни о «Секретах на моей коже».

Кэмпбелл лишь посмотрела на Уокера щенячьими глазами, по-другому и не скажешь.

– Слушай, братец, прости. Ты поверишь, если я скажу, что мне разбили сердце?

Этих слов хватило, чтобы в Уокере снова проснулся защитник.

– Кто-то…

Но Кэмпбелл не дала ему закончить.

– Неважно, кто и что сделал или не сделал. Как мы уже обсуждали, мои отношения – не твое дело. – Она смягчила тон. – Мне нужно было немного побыть одной, Уок. И чтобы мама не стояла над душой. И… – Кэмпбелл посмотрела на меня, и я увидела в ее блестящих зеленых глазах нечто жуткое, умело скрытое за показной нежностью. – Мне нужна была дружеская поддержка от девочек.

– Поддержка от девочек? – повторил Уокер.

– Лили разрешила мне несколько дней пожить в их домике у бассейна, – ответила Кэмпбелл, накручивая на палец темно-рыжую прядь и наблюдая за нашей с Уокером реакцией. – Я бы сказала тебе, но мисс Совершенство в последнее время для тебя больная тема.

– Не называй ее так, – тут же сказал Уокер.

Кэмпбелл выгнула бровь.

– Вот видишь!

– Вы с Лили давно не подруги, – заметил Уокер. – Вы перестали общаться еще со средней школы. Про какую дружескую поддержку ты говоришь?

– Как про какую? – невинно спросила Кэмпбелл. – Давай, Сойер! – И она со всей своей показной невинностью уставилась на меня. – Расскажи моему брату, где я была последние несколько дней.

«Или ты хочешь, чтобы я это сделала?» Кэмпбелл была так же искусна в скрытых угрозах, как ее кузен Бун – в предупреждениях.

– Она правда была у Лили? – спросил Уокер. – Все эти дни? И ты знала, что она там, знала, что я волновался, но ничего не сказала?

Я могла бы все отрицать. Могла бы прикинуться дурочкой, но все козыри сейчас были у Кэмпбелл. По плану мы должны были отпустить ее после того, как найдем на нее компромат.

– Кэмпбелл была с нами, – ответила я, подозревая, что очень сильно пожалею, ввязавшись в эту игру. – Она попросила меня ничего никому не говорить.

Широко улыбнувшись, Кэмпбелл подошла ко мне и взяла под руку.

– Мы с Сойер очень быстро подружились! – объявила она.

Уокер явно этому не поверил. И ему явно надоело говорить – с нами обеими. Как только он вернулся в здание, я отодвинулась от Кэмпбелл и высвободила руку.

– Я думала, у тебя нет друзей, – смиренно заметила я.

– Нет, – очень довольная собой, ответила Кэмпбелл. – У меня есть алиби.

15 апреля, 17:31

– Я здесь жертва, офицер! – Рыжеволосая кокетка томным движением приложила руку в перчатке к груди. – Честное слово!

Маки был настроен скептически, но все же задал вопрос. Разумный, логичный, прописанный в правилах вопрос, хотя он не совсем был уверен, что хочет получить на него ответ.

– Жертва чего?

Восемь месяцев назад

Глава 22

После вечеринки у бассейна прошло уже две недели, но моя хорошая подруга Кэмпбелл пока не давала о себе знать. У Лили начались занятия в школе, но, судя по тому, что она рассказывала, никто по-прежнему не знал ни о «Секретах на моей коже», ни об украденном планшете, ни о выходных, которые Кэмпбелл провела связанной и с кляпом во рту в домике у бассейна.

Мы до сих пор не понимали, для чего Кэмпбелл понадобилось алиби.

Чтобы не сойти с ума, я должна была сосредоточиться на чем-то другом, а не на этой бомбе замедленного действия в лице дочери сенатора.

– Что вы можете рассказать о Чарльзе Уотерсе? – спросила я бабушку, прикрыв лицо от солнца. Я все еще ждала, что Бун исполнит обещание и выяснит, чем занимались его отец и дядя примерно в то время, когда меня зачали. Мне же пока оставалось перейти к следующему имени в списке.

Отцу Сэди-Грэйс.

– Лилиан? – окликнула я, когда она ничего не ответила.

– Под таким солнцем тебе все-таки лучше надеть шляпу, Сойер. – Бабушка подняла глаза от розового куста, который только что внимательно осмотрела. – Солнце может быть суровым, а лицо у тебя только одно.

Я почти собралась сказать, что «Лицо у тебя только одно» стало бы отличным названием для музыкальной группы, но по опыту уже знала, что пререкания не приблизят к ответам. Поэтому я нацепила шляпу от солнца и пару садовых перчаток, которые Лилиан обычно оставляла рядом, когда ухаживала за розами, – на случай, если я «решу» присоединиться к ней.

Бабушка всегда позволяла остальным членам семьи принимать «собственные» решения, подталкивая, намекая или заставляя испытывать чувство вины. Но за последние две недели она поняла, что на меня эти фокусы не действуют.

А я поняла, что, если мне нужна информация, я должна дать что-то взамен.

– В семь лет, – начала я, рассматривая цветы, – меня какое-то время очень интересовали ядовитые и хищные растения.

Если бы Лилиан была рядом, когда я росла, она, скорее всего, заставила бы меня заниматься чем-нибудь более подходящим, но, как бы то ни было, всякий раз, когда я рассказывала ей что-то из детства, она слушала затаив дыхание. И всякий раз, когда в ее глазах вспыхивал интерес, я недоумевала: почему, если уж ей было так любопытно, она не удосужилась потратить сорок пять минут на дорогу и стать частью моей жизни?

– Я даже пыталась вступить в Международное общество плотоядных растений. Хотелось иметь членскую карточку, чтобы похвастаться в школе.

– Ну еще бы, – отозвалась Лилиан. Она почти улыбнулась.

Ну все, теперь можно.

– Что вы можете рассказать о Чарльзе Уотерсе? – спросила я снова. Услуга за услугу. Я уже дала ей информацию, пришел ее черед.

– Природа может быть очень кровожадной, правда? – Лилиан провела кончиками пальцев по шипу розы. – Но, полагаю, найдутся те, кто скажет, что люди ненамного лучше. Твоя мама, например.

Это не то, о чем я спрашивала, но ей было прекрасно известно, что мне не захочется уйти от разговора о том, какой была мама в подростковом возрасте.

– Элли Тафт неистово и самозабвенно верит в лучшее в