судя по аккаунту, занятный свидетель. – Кира встала за спиной Ани, разглядывать фотографии, которые уже видела. – Фото специально сделаны смазанными или с помощью какого-то странного фильтра, много фотографий луны и заходящего солнца, голых веток. Ни на одном селфи нет четких черт лица. Она сознательно поступает наперекор обществу, делает социально осуждаемые вещи. Скорее всего, воспитывалась в неполной семье и с матерью в плохих отношениях. Возможно, подвергалась буллингу в школе и, скорее всего, защищаясь, часто ведет себя агрессивно.
– Это ты по фото узнала? – Аня никак не могла привыкнуть к способностям Киры. Смотрели они на одни и те же картинки, а выводы делали совершенно разные. Точнее, Аня не делала никаких выводов. Ее учили делать выводы из конкретных данных, из фактов, не из картинок с луной.
– Да, по подписям и хештэгам, – отозвалась Кира. – У нее ни одной фотки в интерьере. Ни дома, ни в школе. Поля и леса сплошные. И все под странным ракурсом. Нет комментариев друзей, она сразу заявляет, что одиночка, не такая, как все, открыто говорит, что странная.
– Наши жертвы – женщины тридцати пяти и тридцати шести лет, а Ласточкина и Кирсанова намного моложе, – сравнила Аня.
– Я тоже заметила. Возможно, поэтому они живы. – Кира присела на стол Самбурова и, глядя в одну точку, качала ногой. – И поэтому он забросил аккаунт НэоКэтсу: женщины повзрослее зацепили его чем-то другим, он нашел иной способ действовать и ушел из сети. Может, он на какой-то жизненный опыт реагирует? С Ласточкиной много о ее детстве говорил, и о матери говорил, и том, как она относится к ней.
– Возможно, просто втирался в доверие. Как к подростку? В этом возрасте родители еще очень большая и важная часть жизни.
– Возможно, – с задумчивым видом согласилась Кира. – Он знал жертв. Знал обеих. Имел возможность с ними общаться… Скорее всего, из-за этого общения и перебрался в реал. Ему нужны подробные задушевные разговоры, а в сообщениях много не напишешь, долго, мысль формулировать надо специфически, чтобы было однозначно и ясно-понятно, что хотел выразить. Опять же, реакции не видно, как человек воспринял слова…
– Эксперты определили, чьи волоски найдены на теле Фельдман, – добавила Аня. – Это медвежий мех. Они осыпались с кисти, когда убийца рисовал кровью. По всей видимости, кисть старая или самодельная, не очень хорошо сделанная. Медведь бурый, а такие кисти почти не используют. Мех белого медведя встречается в кистях, изготовленных мастерскими, крайне редко, но бывает. Бурый почти нет.
Кира округлила глаза, прикидывая, о чем говорят открывшиеся подробности.
– На ворсе есть микроскопические следы куриного яйца, воска и лакового скипидара.
– Он что-то красил этой кистью до того, как стал рисовать кровью жертвы, – озвучила очевидный вывод Кира. – А куриное яйцо причем? Куда он эту кисть совал?
– Не знаю, – призналась Аня и пересела за свой стол. – Но, видимо, она ему дорога: он не оставил ее на месте преступления, пользуется, хотя с нее ворс сыпется, и рисует ею все подряд.
– Да, кисть мягкая и предназначенная для рисования. Может быть, даже для какого-то специфического рисования, – кивнула Кира. – Все-таки он художник, не маляр.
– Я поищу тебе специалиста по Японии, – решила Аня.
– Уж очень эта роспись похожа на японскую каллиграфию, – согласилась Кира, снова принимаясь разглядывать фото жертв.
В кабинете надолго установилось молчание, нарушаемое только цоканьем клавиш ноутбука и редкими вздохами. Кира уже решила отправиться по своим делам, как открылась дверь.
– Ну и где ваша следственная группа? – На пороге стояла Лариса Панченко. В позе обольстительницы, максимально выставив бедро в сторону и с надутыми губами. Впрочем, выяснив, что Самбурова в комнате нет, расслабленно оперлась на дверь.
– Ты что-то хотела? – спокойно уточнила Аня. От Киры не укрылась неприязнь и раздражение, которое в Ане вызывала специалист по связям с общественностью.
– У вас третий труп, специалисты по маньякам, – хихикнула девушка.
На столе Ани тут же загудел мобильник. Кира и со своего места увидела фотографию начальника, подполковника Григория Самбурова.
– Знаем, – Аня улыбнулась Ларисе. – Еще что-то?
– Слишком спокойные вы для трех трупов, – хмыкнула Лариса. – У вас маньяк на свободе разгуливает, а вы чай пьете. – Этот выпад предназначался Кире, которая спокойно сидела в своем кресле и держала в руках чашку.
– А что? Из-за каждого трупа в обморок падать? Расследовать некогда будет. – Аня взяла мобильник, продемонстрировав специалисту по связям с общественностью, что разговор окончен.
– Поехали? – Аня внимательно посмотрела на Киру. – Третий труп.
– Дверной замок не взломан, следы борьбы отсутствуют… – словно в тумане слышала Кира комментарии криминалистов. – Он не снял обувь, есть следы на ковре и линолеуме… Маргарита Николаевна Годяцкая, тридцать шесть лет.
Кира стояла в уголке и ни до чего не дотрагивалась. Несколько минут она не сводила взгляда с картины в японском стиле, висящей на стене в раме: дерево с ветвями, разметавшимися на ветру, розовое солнце и женская фигурка в кимоно. Других признаков, говорящих об увлечении Маргариты культурой Японии, не наблюдалось. Картина казалась инородной и одинокой. Кира обвела взглядом обычную квартиру обычной женщины, которая жила одна. Чистое, аккуратное пространство, напрочь лишенное тестостерона. Даже спала жертва на диване, не на кровати. Комната казалась просторной из-за минимума мебели. Ничего лишнего или украшающего, никаких статуэток, торшеров, вазочек. Диван, два кресла, комод и довольно узкий по нынешним меркам шкаф, заполненный темной и серой одеждой. – Ни единого яркого пятна, – пробормотала Кира, слегка отодвигая плечики и ловя взглядом свое отражение в зеркале, встроенном в дверку. Единственное зеркало в квартире. Из косметики – банка с кремом, тушь и карандаш. Все убрано в комод, не на виду. Не слишком-то Маргарита Николаевна любила красоваться. Зато цветами и растениями были заставлены подоконник, комод и пол. Зеленые ветки свешивались с подставок, оплетали шторы, ползли по полу и стенам.
Кира открыла и закрыла ящики комода, поправив пытавшиеся залезть внутрь листья.
Тело хозяйки зеленого пространства замерло в кресле, привязанное двумя поясами от ее же платья и халата. Раздевал он ее после того, как усадил и привязал. Нижнее белье разрезал ножницами, клочки оставил на ней. В остальном все сходилось со вторым убийством: кровавый шарфик, рисунок кровью на лице и теле.
«Какую эстетику он ищет в мертвом теле?»
Кира в очередной раз задавала себе этот вопрос, смотрела на труп, стараясь не впадать в драматизм, вглядывалась так и эдак. Зачем-то же он разукрашивает лица и тела. Что хочет этим сказать? Кира не видела красоты и эстетики в мертвой женщине. Мертвое тело не походило ни на статую, ни на изваяние из