Он был человеком-тенью. Как он там пел в своей песне? «Не приближайся, не подходи / Тебе не понравится, что у меня внутри». Какие тайны он хранит?

Пора это выяснить. А еще настало время поговорить с Тьюлип. Я ей уже весь телефон оборвал, а она так и не перезвонила.

Мы с Лулу неторопливо шли по Сэвил-роу, щурясь от яркого света. Сегодня выдался первый погожий денек с момента нашего приезда, полностью преобразивший город. Все сияло и сверкало. Воздух радовал свежестью — в нем чувствовалось что-то пикантное. Люди, торопившиеся накупить подарки перед Рождеством, дарили нам улыбки. К такому Лондону я не привык.

На Бонд-стрит я зашел в парикмахерскую «Труфит-энд-Хилл»[60], где меня подстриг высокий парень по имени Кристофер, отдаленно напоминавший индуса. Оттуда мы с Лулу отправились в «Севил-клаб» — элегантное, но знававшее лучшие времена заведение, партнера «Кофе-хаус», где я иногда обедал в Нью-Йорке. Устроившись в баре, я взял себе лагер и бутерброды с ветчиной. Лулу досталась порция копченой селедки. Затем мы пошли обратно к машине. Я по-прежнему, как и весь день до этого, поглядывал, не следит ли кто за мной. Слежки не было. Я мог бы в этом поручиться.

Когда мы проходили мимо стенда газетчика на углу, мне в глаза бросилась фотография Мерили, сделанная во время спектакля, и кричащий заголовок «МЕРИЛИ УХОДИТ В ОТРЫВ!». Купив газету, я тут же углубился в чтение:

Актрисе Мерили Нэш, блистающей на сцене вместе с Энтони Эндрюсом в новом прочтении «Филадельфийской истории», Лондон пришелся явно по вкусу.

Оскароносная американская звезда, упорхнув от своего супруга, драматурга Закари Берда, нашла утешение в обществе одного из знакомых Тристама Скарра. Кто этот загадочный рослый субъект, пока установить не удалось.

Мерили и ее таинственный друг после премьеры спектакля отужинали в «Голодной лошади» на Фулхэм-роуд, после чего обошли окрестные пабы и в завершение вечера надолго уединились в «Остине мини-купер», зарегистрированном на имя рок-звезды.

Нам не удалось дозвониться до Ти-Эс. «Без комментариев», — заявил представитель легендарного рокера, который в данный момент, по слухам, работает над своими воспоминаниями по контракту с американским издательством. Мы пытались связаться и с мистером Бердом в Нью-Йорке, но лауреат Пулитцеровской премии за пьесу «День труда» не ответил на наш звонок.

Ну что ж, теперь понятно, кто за нами следил. Один из неусыпных бойцов британской желтой прессы. Отчасти я почувствовал облегчение. Поначалу мне показалось, что все гораздо хуже, и я оказался вовлечен в какую-то жуткую безобразную историю. Отчасти я был уязвлен. Задели мою гордость! Удивительно, как быстро из знаменитости можно превратиться в «загадочного рослого субъекта». Оказывается, это проще простого. И главное, для этого ничего не надо делать.

Я швырнул газету в урну.

Машину я оставил на углу Клиффорд-стрит и Сэвил-роу. Все произошло внезапно — в тот самый момент, когда я начал отпирать автомобиль. Первого выстрела я не слышал. Просто окно машины вдруг взорвалось и осыпалось мне под ноги. Не скажу, что среагировал быстро. Просто застыл, как идиот, разглядывая разбитое окно и силясь понять, что произошло. Только когда грянул второй выстрел и разлетелось заднее окно возле моего левого локтя, я схватил в охапку Лулу и бросился ничком на мостовую. Третья пуля впилась в колесо — сантиметрах в десяти от моей головы. Я слышал, как из шины с шипением выходит воздух, и чувствовал его дуновение ухом. Кто-то закричал — какая-то женщина на другой стороне улицы. Взвизгнули шины, и неизвестный, покушавшийся на мою жизнь, унесся прочь.

Я медленно поднялся. Бросившись на землю, я порезал руки об осколки стекла, но в остальном мне было не на что жаловаться. В отличие от Лулу.

* * *

Нет зрелища печальнее на свете, чем бассет-хаунд со сломанной передней лапой. Я, по крайней мере, ничего более трагического не видел.

Мерили из ящика и диванных подушек соорудила Лу кроватку, поставив ее перед камином, где жарко полыхал огонь. Лулу лежала со скорбным видом — с перевязанной лапой и обколотая обезболивающими. Выстрел перебил ей лапу. Врач сделал все, что полагается, после чего оставил ее на ночь в ветеринарной клинике под наблюдением. Эту ночь я провел на диванчике в гостиной Мерили. Мне не спалось. Я ворочался. Меня била дрожь. Помимо прочего, я стал невольным свидетелем того, как Мерили в спальне уверяет по телефону Зака, что шумиха в желтой прессе не стоит и выеденного яйца и что я для нее, Мерили, ничего не значу. Как и она для меня. Однако, когда она перевязывала мне руки в своей крошечной ванной, ее зеленые глаза говорили совсем иное.

Мерили в старых джинсах, клетчатой рубахе и теплых носках носилась по кухне, готовя любимое блюдо Лулу — похлебку из тунца. Кухня была самой большой комнатой в этом крошечном домике, светлая и оснащенная по последнему слову техники. В прилегающей к ней гостиной едва умещались диванчик и два кресла в стиле пятидесятых, обитые желтым кожзаменителем. Я тем временем развлекал Фарли Рута — неуклюжего, застенчивого следователя лет тридцати пяти. Инспектор Рут с виноватым выражением лица сидел на диванчике и пил чай, изо всех вид стараясь сохранять невозмутимость, делая вид, что общество прославленной Мерили Нэш, крутившейся рядом на кухне, — для него дело обыденное. Его голову венчала густая копна рыжих нечесаных волос. У него были кривые выступающие зубы и кадык размером с небольшую дыню. Инспектор щеголял в зеленом костюме-тройке из полиэстера, а его шея краснела от жуткого раздражения, словно он брился газонокосилкой. Он изо всех сил старался не чесать шею, но у него не получалось. Как, собственно, и сохранять невозмутимость.

В гостиную зашла Мерили с чайником:

— Еще чая, господин инспектор?

Рут сглотнул:

— Спасибо, мисс. Не откажусь. Вообще-то я не…

— Чем обязан, господин инспектор? — спросил я. — У вас остались какие-то вопросы?

На стандартный их набор я уже ответил констеблю — прямо на месте. Ответы оказались столь же стандартными. Я заявил, что не имею ни малейшего понятия, кто в меня стрелял, после чего мы оба признали, что на улицах стало гораздо опаснее — не то что раньше.

— Так точно, сэр, — ответил Рут, извлекая блокнот. — Простите за беспокойство, мистер Хог. Мне бы хотелось уточнить кое-какие детали. Вообще-то я не…

— Ничего страшного. И зовите меня