Второй оперативник, прокрутив кассету диктофона, который он держал в руках, поставил на воспроизведение и, прослушав отрывок записи, убедился, что она получилась, и выключил диктофон.

— Воло-одь, — жалобно проговорила я, — а Катя сказала, что я лесбо.

— Я слышал, — отрезал Володька, — она же была психопаткой, это ясно. К тому же мы знаем, что это неправда, — добавил он тихо мне на ухо.

— Это было давно, — вздохнула я, — ты знаешь, после ее слов у меня появилась какая-то неуверенность в самой себе. Я даже не знаю, как быть. Посоветуй.

— Не понял, в чем дело, Иванова? — Володька посмотрел на меня, как самый пошлый опер, а не как мужчина, и я вздохнула еще тяжелей.

— В чем дело, в чем дело, — раздраженно повторила я, вставая с кресла, — поехали отсюда и побыстрее. Вот в чем дело!

Я вышла из этой квартиры твердой и решительной походкой, внимательно вслушиваясь в тяжелые Володькины шаги за спиной.

— Не отставай, опер, времени мало! — сказал я и нажала кнопку лифта.