– Какой хитрый план! И кто его осуществил?

– Кто-то, работающий внутри. Но план был не его. Он просто выполнил указания сообщника – вот уж кто, по-моему, действительно умен. – Пернамбуканец снова не смог сдержать улыбку. – Настолько, что мне почти жаль его сдавать, поэтому думаю, что лучшее, что мы можем сделать – извлечь из всего этого максимальную выгоду.

– Я всё ещё не понимаю тебя, – вновь сказал молодой человек, всё глубже погружаясь в море недоумения. – Мы всегда были серьёзной фирмой, и я не верю, что ты способен наживаться на преступлении.

– И я не способен. По крайней мере, не в том смысле, о котором ты думаешь. Я говорю о другом.

– О чём именно?

– О престиже, который получит фирма «Дердерян и партнёры», когда объявит, что возвращает их законным владельцам большую часть ценных картин, украденных за последние годы, о местонахождении которых никто не имел ни малейшего представления.

– Ты знаешь, где они?

– Знаю. У того же человека, что украл Ван Гога у Ромена Лакруа.

– И кто это?

Гаэтано Дердерян поднялся со своего места, подошёл к перилам, несколько секунд наблюдал за рабочими внизу, а затем, взглянув краем глаза на собеседника, ответил:

– Сначала ответь ты: ты бы предпочёл повесить в своём салоне поддельные картины, которые все считают подлинными, или настоящие, которые все считают подделками?

Итальянец долго думал, затем подошёл к нему, прислонился спиной к перилам и наконец ответил:

– Думаю, я бы выбрал подлинники, не заботясь о мнении окружающих.

– Вот и я так думаю, – признал собеседник. – А если этот человек ещё и глубоко эгоцентричен, он будет гордиться тем, что обманывает всех.

– Ты так думаешь?

– Полагаю, ему нравится, когда его считают дураком за то, что он коллекционирует простые копии, тогда как на самом деле у него оригиналы. Кто презирает чужое мнение до такой степени – в каком-то смысле заслуживает уважения.

– Ты его знаешь?

– Я – нет, но Джерри Келли – да. Говорят, это полусумасшедшая вдова, прославившаяся тем, что тратит огромные деньги на копии известных картин. Над ней смеются многие снобы, считая её глупой – ведь за всё, что она потратила, могла бы купить настоящий Пикассо. А теперь я понимаю: это она над всеми смеётся. Думаю, ей нравится её странная галерея, в которой одни дни висят копии, а другие – подлинники, и гости смотрят на них с пренебрежительной улыбкой. "Кто же сейчас дурак?" – думает она. – Бразилец снова покачал головой, будто ему трудно было принять то, что он собирался сказать. – Правда в том, что чем больше я об этом думаю, тем больше она мне симпатична, – закончил он.

– Но несмотря на это ты собираешься её сдать?

– Ни в коем случае! – возмутился тот. – Я не собираюсь её выдавать. Это было бы не весело.

– Тогда что?

– Я собираюсь забрать у неё картины.

– Забрать картины? Святой Геннаро, помоги нам! С каких это пор мы воруем у людей?

– С тех пор, как люди воруют у других. Но не волнуйся: на самом деле мы просто заберём оригиналы и оставим ей те самые копии, которые ей так нравятся, пусть продолжает ими наслаждаться.

– Ну и подстава!

– Дадим ей попробовать собственное лекарство.

– Не думаю, что ей это понравится.

– Надеюсь, что нет. Мне будет приятно увидеть её лицо, зная, что она даже не сможет заявить о краже того, что сама когда-то украла.

– Она взбесится.

– Может, отнесётся с пониманием. В любом случае, могу гарантировать, что «Дердерян и партнёры» получат огромный престиж за то, что вернут картины их настоящим владельцам.

– И как мы это объясним?

– Просто скажем, что их нам передал раскаявшийся вор, доверившись нашей честности.

– И кто в это поверит?

– Все, потому что люди охотно верят в то, что им выгодно.

– Но у Лакруа всё равно останется вор в доме.

– Знаю. И как только всё уляжется, мы нанесём визит нашей доброй подруге, попросим назвать имя её сообщника и посоветуем ей образумиться, если не хочет попасть в тюрьму. Может, даже подружимся. Я люблю людей с воображением.

– Всё это хорошо, но, думаю, если всё обстоит так, как ты говоришь, кража этой картины никак не связана с диверсиями, убийствами и угрозами.

– И не связана.

– Ты уверен?

– Настолько, насколько это возможно в подобных случаях.

Индро Карневалли почесал голову, будто надеясь, что если почесать сильнее, идеи появятся сами собой. Он был умным и способным человеком, хотя и неопытным в столь сложной профессии, и, даже приняв объяснение «шефа» на веру, чувствовал, что остаётся слишком много тёмных пятен.

– Мы не раз говорили о совпадениях и случайностях, – наконец произнёс он. – И я по-прежнему считаю, что это плохое объяснение.

– И ты прав, – безмятежно согласился собеседник. – Случайность и совпадение – противоположны логике и разуму.

– Ты всегда настаиваешь, что нельзя на них опираться в расследованиях.

– И я по-прежнему настаиваю, но, увы, они существуют. Они часть повседневной жизни, и то, что они нам не нравятся, не делает их менее реальными. Особенно, когда речь идёт о таком человеке, как Ромен Лакруа. За месяц с ним происходит больше, чем с другим за десять лет, ведь он вращается в стольких кругах и дёргает за столько нитей, что даже не желая того, оказывается втянут в десятки дел одновременно.

– Наверное, ты прав. Нас с тобой никто не стал бы грабить ради Ван Гога, просто потому что у нас его нет. И никто бы не устраивал диверсий на стройке, которую мы бы даже не решились начать.

Гаэтано Дердерян развёл руки, ладонями вверх, как бы показывая, что сказанное им – неопровержимо:

– Такова жизнь. Надо принять её во всём её многообразии и рассматривать каждую проблему как отдельную и уникальную.

– Ты начальник, – последовал ответ, в котором сквозил скептицизм. – Я уважаю твою точку зрения, но боюсь, что мы крепко влетим.

– Возможно! – признал тот. – Но я уже заработал достаточно, чтобы не думать о будущем. А продолжаю работать потому, что меня всё больше увлекают задачи, требующие нестандартных решений. Может, я и спасу жизнь Ромену Лакруа, а может, и нет – пока рано говорить. Но точно знаю, что за этот месяц узнал много нового и очень интересного.

ГЛАВА 10

Грохот, прозвучавший почти с